Китай. Искусство есть палочками

В душе мне ужасно хотелось прямо сейчас спрыгнуть с поезда и разыскать Дэвида Джексона, но этот поезд не останавливался в Хуашане. В любом случае мне нужно было продолжать путешествие, поскольку уже послезавтра меня ждали в школе кун-фу в Шаолине, а мне еще хотелось посмотреть пещерные храмы Лояна.

Полторы тысячи лет назад Лоян был чудесным городом. Императоры династии Северная Вэй перенесли сюда в 494 году нашей эры столицу из Датуна, и на тот момент население города насчитывало полмиллиона человек. Правители построили здесь величественные дворцы и более тысячи буддийских монастырей.

Пытаясь пробудить хоть какие-то воспоминания о былом величии города, я поселилась в «Гранд отеле», правда, вся грандиозность закончилась уже в вестибюле. Оказалось, что бассейна, который так призывно поблескивал на рекламном проспекте, не существует в природе. В бизнес-центре Интернет был таким вялым, что компьютер выдал системную ошибку еще до того, как я успела получить хоть одно электронное послание. Я спросила девушку за стойкой регистрации, где у них спортзал. Мой вопрос ее обеспокоил:

— Вы хотите пойти туда прямо сейчас?

— Да.

Вообще-то нет, мне просто хотелось узнать, ведет ли куда-то загадочная дверь, запертая на амбарный замок, с надписью «Спортивный зал».

На лице девушки явственно читалась тревога. Она подняла телефонную трубку, несколько раз нервно стукнула по кнопкам и столь же нервно затрещала в трубку, а потом попросила меня пройти на шестнадцатый этаж, где расположен спортзал. Я поднялась на шестнадцатый этаж, постояла у закрытой двери, а потом сдалась и вернулась в номер.

На ужин я собиралась отправиться в китайский ресторан, но меня перехватили по дороге и обманом заманили в ресторан европейской кухни на первом этаже. Из всего многообразия блюд европейской кухни официантка смогла предложить мне скудный «шведский стол»: неаппетитные ломти остывшего темно-коричневого мяса, студенистые макароны и рыхлые скользкие овощи, которые, по всей видимости, прождали меня уже довольно долго. Выглядело все это, по меньшей мере, отвратительно и даже опасно для здоровья.

Я вернулась к себе и позвонила на рецепцию, желая заказать ужин в номер. Девушка на другом конце провода смутилась.

— У нас нет такой услуги, — вздохнула она.

Я тоже устало вздохнула и снова поплелась вниз, в китайский ресторан, где пришлось мрачно жевать холодный и жесткий рис и водянистые овощи. Когда официантки увидели меня, то пришли в ажитацию. Последовала бурная дискуссия, а затем, достигнув какого-то консенсуса, они делегировали одну из своих коллег к музыкальному центру, и из колонок снова раздались звуки «Бонни М». Играл тот же диск, что и в Пинъяо. Видимо, он есть в любом ресторане Китая на экстренный случай, если вдруг порог перешагнет носатая белая обезьяна.

Но сегодня даже пение «Бонни М» не смогло успокоить меня и поднять настроение. Я подписала счет и пошла восвояси, но на входе путь мне преградила девица, одетая в ядовито-розовый халат до пола, и с такими же ядовито-розовыми губами, похожими на вареные креветки.

— Вы должны подписать счет! — завизжала она. Ее креветкообразные губки несколько раз открылись и закрылись, а потом обиженно надулись.

— Я уже подписала! — огрызнулась я и ушла. Пора было ложиться спать.

На следующее утро я проснулась с симптомами простуды. Мне бы хотелось во всем обвинить китайский ресторан, в котором я имела неосторожность поужинать, но не припоминалось ни одного другого примера, когда плохая еда привела бы к небольшой температуре, головной боли и ломоте в суставах.

Черт, я простыла второй раз за три недели. Да, я, конечно, опасалась, когда отправлялась в путь, и предвидела, что, передвигаясь по Китаю в общественном транспорте, буду испытывать определенный дискомфорт, но не могла и подумать, что могу заболеть от близкого контакта с обычными китайцами.

«Это ядовитая страна, — написала я в дневнике, страдая вдали от дома, — даже при том, что я мою руки по — дцать раз на дню с маниакальной страстью, которой позавидовала бы сама леди Макбет».

Я провалялась все утро в постели, потягивая «Фервекс», а затем выкорчевала себя из-под одеяла и заставила поехать посмотреть на пещеры Лунмэнь.

Когда правители династии Северная Вэй перенесли столицу в Лоян, пещерные храмы все еще были в моде, так что монахи снова взялись за зубила и принялись терзать известняковые стены по обе стороны реки Фэн в шестнадцати километрах к югу от города. Работы велись более трехсот лет, как раз до падения династии Тан в девятом веке.

Здесь еще сильнее ощущается китайское влияние, чем в пещерах Юнгана. Огромные каменные истуканы со свирепыми лицами — глаза навыкате и злые оскалы — и мощными телами наводили на мысль о стиле, характерном для конца эпохи династии Тан. На потолке все так же цвели лотосы и парили аспары[6], божественные музыканты играли на струнных инструментах, но изображения уже отошли от ранних индийских канонов и приобрели специфические китайские черты.