Китай. История страны

На своей первой должности он вел учет запасов зерна и проверял качество скота. Эти обязанности вряд ли были обременительными, а развивающийся разум кормили книги, которые по-прежнему существовали в виде бамбуковых дощечек, скрепленных горизонтальными шнурами, причем многие из них были разбиты на отдельные части, только позднее собранные вместе. То, что он узнал о жизнях и верованиях ученых прошлого и высокопринципиального основателя родного княжества, а также знакомство с ценностями собственного класса ши, — все это было влияние одного рода. Влияние другого рода оказывал скептицизм, разделяемый все большим числом интеллектуалов, по поводу практической действенности религии. Могущественные предки не могли спасти великие семьи от немилости и бедности, какими бы богатыми и щедрыми ни были ритуальные жертвоприношения; царственные духи не могли возместить слабость в военной силе; а торжественные договоры, заключенные под эгидой небесных покровителей, нарушались совершенно безнаказанно стороной, обладающей более сильной армией. Этот скептицизм вызывал рациональную оценку окружающих условий, которые приносили унижения и страдания простым людям; чувствительный и проницательный молодой ум не мог оставаться к ним равнодушным. По всей видимости, сам Конфуций никогда не испытывал ни острой нужды, ни насилия над собой, которые могли бы привести его к моральной поддержке экстремистских идей или действий (за одним поздним исключением). Вместо этого у него развились искреннее сочувствие к народным массам и сбалансированный взгляд на то, как можно улучшить их благосостояние. На протяжении жизни ему, вероятно, чаще всего приходилось сталкиваться с высокомерием тех, кто занимал привилегированное положение.

Конфуций с учениками. Гравюра на дереве

Нетерпимое отношение Конфуция к покровительству, интригам, уклончивым и пустым речам не могло способствовать карьерному росту. То, что он был скромным и даже молчаливым, становится ясно из его отношения к красноречию: «У людей с красивыми словами и притворными манерами мало человеколюбия», — говорил он. И если Конфуций переживал из-за низкого происхождения, в то же время он не мог не осознавать своего интеллектуального превосходства над теми, кто лишь по праву рождения имел более высокий ранг. Но начальникам он, вероятно, казался чопорным, педантичным и излишне придирчивым человеком, что вряд ли могло помочь добиться всеобщего признания тому, кто лишен привилегий.

Он женился и имел по меньшей мере одного ребенка — сына, о котором известно лишь то, что Конфуций считал его большим разочарованием; а его жена — просто факт, закрепленный в молчании эпох. Таким образом, семья вряд ли могла служить ему утешением за годы безвестности, скорее, наоборот, заставляла его больше времени посвящать учебе. Учился он, продолжая сочувствовать угнетенным, испытывающим лишения народным массам, учился не ради учения, а как человек, который может изучать плуг, чтобы затем с его помощью вспахивать почву. «Учиться, — однажды сказал он, — а затем, когда представится возможность, применять изученное на практике — разве это не приятно?»

Большую часть своей жизни Конфуций не имел возможности испытать подобное удовлетворение, но продолжал стремиться к цели с неиссякаемым оптимизмом, сухим юмором, нередко приводившим в замешательство серьезных комментаторов его трудов, и готовностью дружить с каждым. Когда Конфуций приблизился к своему тридцатилетию, вокруг него собралась группа молодых людей, большинство которых не отличались знатным происхождением и были моложе его, что, возможно, сделало Конфуция менее застенчивым и побудило поведать о тех умозаключениях, к которым он пришел. Начиная с этого времени, нам становится известно о развитии его идей. Они никогда не были систематизированы или даже записаны при жизни Конфуция, и их приходится искать в древней литературе — сборнике приписываемых ему бесед и высказываний «Лунь юй», составленном вторым поколением его учеников, трактате «Мэн-цзы», появившемся в следующем веке, истории княжества Лу в период его жизни; более поздние работы сделали легенду еще более запутанной.

Друзья были очарованы силой и эрудицией его ума, притягательностью его мягкого и в то же время твердого характера. Они называли его своим Учителем. Это слово, как и предпринятые в последующие эпохи попытки обожествить Конфуция, создают ложное представление о человеке, который верил в то, что удовольствия играют важную роль в жизни уравновешенной личности и уравновешенного общества — каковое он ставил превыше всего. Он любил такие развлечения, как рыбалка и стрельба из лука, наслаждался музыкой, с удовольствием присоединялся к неформальным песнопениям; и его встречи с друзьями проходили в веселой, приподнятой атмосфере, которая не мешала вести искренние беседы.