Китай. История страны

Хотя слово «Дао» обычно переводят как «путь», для последователей даосизма этот термин имел более глубокое значение. Для них Дао — начало всех вещей, великий единый комплекс небытия, из которого появилось бытие, и, следовательно, все существа и вещи. Само по себе Дао не сущность, а всеобщее и безымянное, через которое появились все именованные вещи, унаследовав от Дао то, что называется Дэ — энергию или силу и то, чем вещь является по своей природе. Дао производит квинтэссенцию, Дэ наделяет ее природой. Человек должен всегда следовать Дэ, ограничивая свои действия только тем, что необходимо или естественно для него — никогда не прилагая чрезмерных усилий, сделав простоту своим руководящим принципом, а удовлетворенность целью; желания и знания разрушают чувство удовлетворенности и поэтому их следует избегать: «Когда появились знания и интеллект, началось великое мошенничество».

Соглашаясь с Конфуцием в том, что правитель должен быть мудрым и добродетельным — одним словом, мудрецом, — даосы отводили ему совсем иную роль: вместо того чтобы просвещать свой народ, насаждать справедливость и осуществлять законодательную власть, мудрецу следует предпочитать недеяние. Все проблемы мира, говорил Лао-цзы, появляются не потому, что что-то не делается, а потому, что делается слишком много. «Когда будут устранены мудрствование и ученость, тогда народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены „гуманность“ и „справедливость“, тогда народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви… Когда много искусных мастеров, умножаются редкие предметы. Когда растут законы и приказы, увеличивается число воров и разбойников». Управление мудрого человека делает сердца людей «пустыми, а желудки — полными. Оно ослабляет их волю и укрепляет их кости. Оно постоянно стремится к тому, чтобы у народа не было знаний и страстей, а имеющие знание не смели бы действовать». Все вещи происходят от Дао, которое само по себе ничего не делает, но в то же время «нет ничего такого, что бы оно не делало», — пример парадокса, доставлявшего удовольствие даосам.

Школа моистов была значительно более приземленной, чем школа даосов, более отвечающей здравому смыслу, чем «школа имен», и не менее рациональной, чем школа конфуцианцев. Современный философ без всяких проблем усвоил бы ее догматы. Она пыталась создать чистый логический метод, включающий в себя дедуктивный и индуктивный методы, классификацию знаний и диалектику. Она предвосхитила «принципы пользы» английского философа, родоначальника утилитаризма Иеремии Бентама, который также верил в то, что целью морали является «наибольшее счастье наибольшего числа индивидуумов». Критика других школ открывает простоту и ясность ее мысли. Например, взявшись оспорить тезис даосов о том, что учение бесполезно, моисты указывали на то, что обучение и учение — связанные термины: там, где существует обучение, есть и учение, и, следовательно, если обучение полезно, учение не может быть бесполезным. Они также опровергали логическое построение представителей «школы имен», которые настаивали на раздельности белизны и твердости в понятии «твердый белый камень», указывая на то, что эти свойства являются не раздельными, а одновременно присущими камню. Но, как и последователи «школы имен», только более позитивно и энергично, монеты отстаивали доктрину вселенской любви — всеобъемлющей любви всех людей.