Китай: укрощение драконов

Жизненная субстанция ци, что напитывает и порождает людей, имеет несколько воплощений, в том числе и в неорганическом мире. По сути, на этом построена вся даосская медицина, стоящая, скорее, ближе к магии, нежели к медикаментозному врачеванию. По древним представлениям, она связана с шаманскими культами. Ряд предметов, например некоторые виды камней, жемчуг, нефрит, в концентрированном виде содержат в себе жизненную субстанцию, которую и следует принимать вовнутрь. До сих пор в китайских аптеках активно продаются лекарства, содержащие мелко толченый жемчуг «для улучшения цвета лица и придания красоты женщине».

По сути, в традиционных культах внутрь принималась не собственно жемчужина или толченый нефрит, но энергия, заключенная в них, например энергия солнца. Чудесные свойства средству придает и постоянно встречающийся мотив сна, сопровождающий прием таких средств — сна как вечной грезы реальной жизни и трансформации обыденности в чудесное. Например, во сне глотают звезду, золотую цикаду, плоды китайской софоры, кусочки золота или другого металла и многое другое.⁵²

Илл. 156.Пять первостихий, влияющих на здоровье человека, представленные в виде даосских мистических символов: тигр, феникс, дракон, черепаха; в центре (земля) — курильница для выплавления пилюли бессмертия

Все это дает невиданные силы, а женщинам нередко приносит и ребенка, что лишь подчеркивает «животворящий» акт такого глотания. Мы уже рассказывали о том, как женщины рожали от «слюны дракона», однако в китайских историях встречается беременность даже от некоторых растений. Например, супруга правителя Гуня (того, кто пытался в древности еще до Юя усмирить потоп) Нюй Си, гуляя как-то по горам, обнаружила там чудесное растение и-и, проглотила его и почувствовала, как внутри нее возник ребенок. Через некоторые время она родила сына.⁵³

Китайские философы начиная с XIII–XV вв. любили рассуждать о высшем мастерстве — гунфу, также связанном с абсолютным и практически магическим здоровьем человека. Гунфу может проявиться в любом деле: в колке дров, приготовлении пищи, акробатике, ораторском искусстве и т. д., а возгласом «чжэнь гунфу!» — «истинное мастерство!» отмечается нечто удивительное, поразительное и недостижимое для многих. Сегодня им часто называют боевое искусство ушу (искаженное «кунфу»), но не как способ боя или самозащиты, но как абсолютный метод открытия внутренних духовных потенций через внешние методики. Гунфу может наступать внезапно и как бы независимо от вида деятельности, например, многие легенды о мастерах ушу говорят, что один стал мастером во сне (не тренируясь вообще), другой — наблюдая за резкими изменениями полета мухи. Поразительна и связь собственно боевого искусства, то есть методов нанесения ударов и самозащиты, с духовным саморазвитием человека — здесь оказывается, что через нечто обратное, абсолютно физическое, телесное мы достигаем высшей духовной, внутренней цели. Считается, что гунфу это то, что остается после смерти человека в его учениках и последователях. И здесь проступает удивительная цель, которая скрывается за многими рассуждениями о достижении гунфу: совершенствование человека направлено, прежде всего, против разрушительных сил природы, заставляющих его умирать. Наверное, ни в какой культуре страх смерти не был столь всеобъемлющ, как в Китае.

Танатос властвовал во всем, и прежде всего в мистических культах, императорских церемониях, образе жизни китайцев, в формах поклонения предкам. Япония сумела перевести танатос на уровень эстетического переживания, легкой грусти о вечно «ускользающем мире».

Именно на этом строилась самурайская культура XVII–XIX вв., рассуждения о бренности жизни, увлечение «ускользающими» вещами, например облетающей сакурой, таянием снегов, улетающей стаей журавлей. Китай же вырабатывал методы, как не дать этому миру «ускользнуть» окончательно, как не дать ему исчезнуть вместе с собой. На место религиозного поклонения Богу или другому высшему существу здесь ставится стремление к долголетию и бессмертию, стремление, зачастую близкое к параноидальному. Любая философская система в Китае обыгрывала не сюжет единства человека в Боге, что характерно для западных культов, но безотносительное долголетие человека (даосизм), его вечное повторение на земле (буддизм).