При этом с позиции сегодняшнего дня нельзя не заметить, что реалии 1980–90-х и даже 2000-х сильно отличаются от последней декады. Все это дает нам основания говорить о том, что весь период с начала реформ, который, в свою очередь, целесообразно отсчитывать от смерти Мао Цзэдуна
Первый характеризуется нарастанием экономической мощи, открытостью внешнему миру, определенным идеологическим раскрепощением и наличием в политике таких негласных практик, как коллективное руководство и ротация руководящих кадров. Этот отрезок времени можно назвать собственно «периодом реформ» (или же «периодом реформ и открытости» гайгэ кайфан
Второй — как стало понятно сейчас — начался в 2012 году с приходом к власти Си Цзиньпина
Выделение периода истории Китая с 2012 года как нового этапа не является авторским ноу-хау. С 2017 года, когда Си Цзиньпин был переизбран на посту лидера партии и значительно укрепил свою власть, в китайской официальной риторике появилось выражение «новая эпоха» синь шидай
Причем если до 2021 года «новая эпоха» не противопоставлялась предшествующему периоду, а выглядела как своего рода «надстройка» периода реформ (не случайно экономическая кампания Си Цзиньпина первых лет правления называлась «всестороннее расширение реформ»
Мы в этой книге будем называть его «периодом реформ», отделяя от «новой эпохи» («эпохи Си Цзиньпина» или «первого десятилетия правления Си Цзиньпина», как это время будет обозначаться в качестве синонимов). При этом нужно понимать, что позитивный образ собственных экономических реформ в китайском обществе по-прежнему столь велик, что для государства констатировать завершение реформ попросту невозможно по политическим причинам. Этого и не происходит, но значимость произошедших за последнее десятилетие перемен остается неизменной.
Сейчас необходимо пояснить два важных момента.
Во-первых, были ли эти перемены «громом среди ясного неба»? Вызваны ли они были только лишь политической волей сильного харизматичного лидера, которым оказался Си Цзиньпин? Нет. Перемены ассоциируются с Си и во многом соответствуют его представлениям о благе для Китая, но они были подготовлены предыдущим периодом реформ, когда по многим направлениям обнаружились слабости сформировавшейся модели развития, назрели критические противоречия и диспропорции, а в обществе появился запрос на их исправление. Более того, Си Цзиньпин не был первым человеком в руководстве КНР, кто начал говорить о национальном реваншизме или необходимости препятствовать ползучей департократизации (ослаблению влияния правящей партии). Все это существовало и до него! Но, безусловно, именно он сделал эти ориентиры знаменем своей политики. Знаменем «новой эпохи».
И тут мы подходим ко второму важному моменту. Оправдана ли такая фокусировка на личности китайского лидера? Не вторим ли мы здесь китайской пропаганде, которая из чисто политических, конъюнктурных соображений делит всю современную историю Китая на «до и после прихода Си к власти». Признаю — отчасти вторим, но делаем это, прежде всего, потому что историку привычен взгляд на китайскую хронологию как на череду сменяющих друг друга этапов, привязываемых к правящим династиям и личностям правителей. Эту матрицу создал еще на рубеже I и II века до нашей эры великий историограф Сыма Цянь
Этот же взгляд характерен и для современных китайских специалистов, которые делят историю КНР на периоды по «поколениям руководителей». Си Цзиньпин стал национальным лидером КНР как представитель «пятого поколения руководителей»