Китайская головоломка

Мао Цзэдун и Цзян Цин также стали жить раздельно. Приняв это как должное, «Голубая река» не могла отделаться от мысли, что председатель, на радость своему окружению, может развестись с ней. Этот страх делал ее злой, желчной, истеричной даже в общении с преданной ей прислугой. Не могла она смириться и с тем, что у ее мужа все-таки появился гарем — в Чжуннаньхае регулярно устраивались танцы с приглашением молоденьких девушек из разных ансамблей, и Мао Цзэдун уводил в расположенную поблизости спальню понравившуюся ему девушку или даже несколько девушек одновременно и проводил с ними целые недели. Время от времени Цзян Цин совершала «набеги» в эту спальню и в присутствии «наложниц» учиняла шумные скандалы. Но это ничего не меняло. Ближайшее окружение председателя молчало. Ведь оно изначально было против брака Мао Цзэдуна с «мисс Ли» и теперь продолжало в упор не видеть ее. Она по-прежнему оставалась для них чужой и ей давали понять это в большом и малом.

Когда в июне 1949 года в Пекине была созвана учредительная конференция Всекитайской федерации работников литературы и искусства, ее имя не включили даже в список гостей. А ведь многие участники и даже инициаторы этого форума знали ее по прошлым временам, по совместной работе в театре и кино, поддерживали с ней контакты в яньаньский период.

Еще более звонкую пощечину получила она в 1955 году, когда ее, даже не поставив в известность, вывели из состава правления Общества китайско-советской дружбы, организации в те годы весьма престижной, но сугубо общественной, никак не влиявшей на политику высоких партийных и государственных инстанций, в деятельность которых Цзян Цин запрещено было вмешиваться.

«Моральный террор», как окрестила это сама Цзян Цин, прекратился, когда ее муж стал замышлять «великую пролетарскую культурную революцию». Вспомнив о своей соратнице яньаньского периода, он привлек ее к подготовке и реализации этой революционной идеи.

«Цзян Цин, — отмечают Чжун Хуаминь и Артур Миллер, — оказалась верной женой, согласившись стоять в стороне до тех пор, пока сам Мао Цзэдун не вовлечет ее в борьбу за его идеи. После приблизительно тридцати лет супружества Мао смог довериться своей жене во времена, когда он, вероятно, с трудом мог верить кому-либо еще. Об этом говорит и то обстоятельство, что Цзян Цин в период культурной революции ни разу не приклеивался ярлык «экстремистки», хотя она безусловно заслуживала этого как в Китае, так и за его пределами. Есть доказательства того, что она в самые последние моменты подталкивала «культурную революцию» в более радикальном направлении, чем, скажем, остальное руководство».

В 1964 году Цзян Цин впервые после долгих лет забвения заявила о себе в качестве депутата Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) от провинции Шандун. Она активно включилась в кампанию за реформирование традиционного китайского театра. Поводом для этого послужило указание Мао Цзэдуна от 27 июня 1964 года о том, что союзы работников литературы и искусства «в последние годы докатились даже до ревизионизма и, если не провести серьезной перестройки, то они в один прекрасный день неизбежно превратятся в организации типа венгерского «Клуба Петефи».

Указание мужа-императора (а именно посредством «указаний» китайские императоры предпочитали управлять Поднебесной) открывало перед Цзян Цин широкие возможности для выхода на политическую арену страны, к тому же через хорошо знакомую ей сферу искусства.

Чуть позже, в конце 1966 года, она заявит: «Несколько лет назад я начала довольно систематически изучать некоторые области литературы и искусства… Я заметила, что наши литература и искусство не соответствуют экономической основе социализма и что поэтому они неизбежно будут ей вредить». Дальше еще круче: «Империализм — это одряхлевший, паразитирующий и прогнивший капитализм. Современный ревизионизм — продукт империалистической политики, вариант капитализма. Они не могут создавать хороших произведений… Капитализм просуществовал несколько столетий, но все же располагает весьма ограниченным количеством «классиков». Некоторые его произведения, скопированные с так называемых «классических» творений, тусклы и безжизненны, они уже не привлекательны и, следовательно, совершенно упадочны. Есть и некоторые другие произведения, широко распространяемые среди народа, отравляющие и парализующие его. Это произведения типа твиста, джаза, стриптиза, импрессионизма, символизма, абстракционизма, живописи «диких», модернизма и т. д. и т. п. — их перечень поистине бесконечен. Но все эти произведения можно квалифицировать как прогнившие и безнравственные, как произведения, отравлявшие жизнь народа».

Всему этому противопоставлялась быстро набиравшая силу кампания по реформе традиционного китайского театра. Кстати, в ней впервые был запущен в оборот термин «культурная революция». А началась она с реформирования классической пекинской оперы.