Китайская головоломка [другой перевод]

Майор дал ему этот кинжал. Сейчас старик вернёт его белой расе, предварительно использовав по прямому назначению. Рукоятка из чёрного дерева в руке старого китайца была влажной от напряжения, когда китаец поднёс остро отточенное лезвие к горлу белого человека. Он вонзит его, а затем повернёт сначала в одну, а затем в другую сторону и отойдёт, чтобы посмотреть, как брызнет кровь.

Лицо белого казалось странно спокойным, как будто бы он спал глубоким сном; глаза были прикрыты ресницами, губы плотно сжаты в одну тонкую линию. Неужели такое лицо было у Шивы?

Конечно, нет. Этот человек был смертен, и сейчас он умрёт.

— Отец мой и дед, ваши отцы и деды, — медленно, нараспев, монотонно начал твердить старик. — За все преступления и страдания, которые принесли вам эти варвары, наступил мой черёд отомстить им.

Старик наклонился, чтобы с силой — ударом от плеча — вонзить лезвие. Пол был жёстким и холодным. Но лицо лежавшего на полу мужчины розовело, затем стало красным, полным крови ещё до того, как кровь брызнула на него. Между сжатых губ появилась коричневатая полоска. Старик наклонился пониже и вгляделся. Неужели ему всё это показалось? Но он словно ощущал теплоту, исходящую от тела, которое вот-вот должно было расстаться с жизнью. На нижней губе полоска превратилась в тёмно-коричневое пятно, расплывшееся по краям, затем она приняла очертания ручейка; лицо сделалось багрово-красным, рот раскрылся, из него потоком хлынул на пол устричный соус, вперемешку с кусочками мяса. Запах яда, смешанный с желудочным соком, одновременно отдавал устрицами и уксусом. Мужчина должен был быть мёртв. Он должен был умереть. Но его тело отторгло яд.

— Ай-й! — вскричал старик. — Это Шива, Разрушитель.

Последним отчаянным жестом он поднял кинжал, чтобы с силой, на которую только был способен, вонзить его в горло жертвы. Последний шанс был всё же лучше, чем ничто. Но когда кинжал достиг высшей точки, в помещении раздался громоподобный глас:

— Я Мастер синанджу, болваны. Где моё дитя, которое я сотворил своим сердцем, вдохнул в него мою душу и волю? Я пришёл за своим ребёнком. Как вы хотите умереть? Сейчас вы будете бояться смерти, потому что носителем её буду я, Мастер синанджу.

За дверью раздались крики, слуги указывали ему направление:

— Там, там! Он там, внутри!

Старик китаец не стал ждать.

Кинжал, сверкнув, проделал быстрый путь вниз, но вместо того, чтобы вонзиться в тело лежащего белого человека, лезвие вдруг развернулось в воздухе и вонзилось старику в сердце. Удар был болезненным и неожиданным для него. Боль возникла и осталась, но всё равно это было лучше, чем наказание от Мастера синанджу. Старик попытался повернуть нож. Но этого не потребовалось. Старик увидел летящий на него твёрдый каменный пол и приготовился к встрече с предками.

* * *

Когда Ремо очнулся, чьё-то колено упиралось ему в спину. Он лежал лицом вниз. На полу была чья-то рвота. Кто-то истекал кровью. Чья-то рука резко била его по шее. Он попытался повернуться, нанести тому, кто сидел на нём, удар в пах и обезвредить его. Когда ему это не удалось, он понял, что это был Чиун.

— Жрёшь, жрёшь! Насыщаешься, как свинья! Тебе нужно было бы умереть, только тогда это, возможно, научило бы тебя чему-нибудь.

— Где я? — полюбопытствовал Ремо.

Шлепок. Ещё один шлепок.

— Почему тот, кто нажирается, как белый человек, должен ещё о чём-то заботиться?

Шлёп. Шлёп.

— Я и есть белый человек.

Шлёп. Шлёп.

— Не напоминай мне об этом, дурак. Я слишком хорошо понял это. Не ешь медленно. Не пробуй свою пищу на вкус. С жадностью пожирай всё, что тебе подают. Глотай всё, как стервятник. Суй свой длинный нос в пищу и жри, жри.

Шлёп. Шлёп.

— Ну, всё. Я хорошо чувствую себя.

Шлёп. Шлёп.

— Я отдал тебе лучшие дни своей жизни, а что за номера ты откалываешь?

Ремо встал на колени. В какой-то момент ему пришла в голову мысль, что он мог бы нанести Чиуну боковой удар в челюсть, но затем он отказался от этой затеи. Поэтому позволял Чиуну продолжать шлепки, пока тот не убедился, что к Ремо вернулось нормальное дыхание.

— Ну, а что делаешь ты? После всего того, чему я тебя так кропотливо учил? Ха. Ты жрёшь, как белый человек.

— Это действительно было замечательное мясо в устричном соусе.

— Свинья! Свинья! Свинья! — Слова сопровождались шлепками. — Ешь, как свинья. Умираешь, как собака.

Ремо заметил лежащего на полу в луже крови старика. Кровь по краям потемнела и уже загустела.

— Ты уделал этого старика? — спросил Ремо.

— Нет. Ему удалось избежать казни. Оказался слишком ловким.

— Да, на него это похоже.

— Он понял, что должно произойти. И выбрал из двух зол меньшее.

— Да, вас, азиатов, не обхитришь.

Последним звонким шлепком Чиун окончил свою работу.

— Вставай! — велел он,

Ремо поднялся, чувствуя себя так, будто побывал под паровым катком. Тогда он поморгал глазами и несколько раз глубоко вздохнул. Теперь он чувствовал себя превосходно.

— Эх-х-х, — протянул Ремо, заметив рвотные пятна на рубашке. — Должно быть, они влили какую-нибудь гадость в соус.