– Ой, еще лучше! – Надежда едва не захлопала в ладоши. – Игорь, да ты волшебник!
– Да ладно, – Игорь смущенно улыбнулся. – Значит, дома лаком для волос покроешь, чтобы закрепить.
– Сделаю и в рамочку вставлю! Да, а ты уже решил, как ту доску использовать, что тогда на помойке нашел?
– Ай, Игорь, не растерял еще своих привычек, – рассмеялся Лев, – все рыщешь по помойкам. Я, знаете, очень это дело одобряю, – стал он серьезным, – потому что Игорь такие вещи делает на этих старых досках… Тебе бы к нам в Тель-Авив на рынок Шук Пиш-Пишим! Вот где раздолье-то! Мебели старой там навалом! А те две доски, что ты рыбами расписал, я другу своему в рыбный ресторан пристроил, отлично там смотрятся! У него сразу посетителей прибавилось!
– Да вот, кстати, – встрепенулся Игорь, – посмотрел я на ту доску, подумал над ней и решил, что лучше всего будет смотреться на ней что-то китайское. Знаешь, есть такая китайская лаковая миниатюра на дереве. И вот, если доску ту как следует обработать, то хочу изобразить на ней сценку из китайской жизни. У тебя случайно открытка та не сохранилась, что в том дворе нашли?
– Может, и завалялась в сумке…
Через минуту Надежда уже протягивала ему открытку, на которой была изображена китайская кукла.
– Можно, я взгляну? – Лев потянулся к открытке, взял ее длинными музыкальными пальцами и долго разглядывал. Потом вернул Надежде и проговорил: – Видел я такую куклу.
– И где же? – спросила Надежда, стараясь не слишком демонстрировать свой интерес.
– Далеко отсюда, на Алтае… И очень давно, еще в семидесятые годы прошлого века. Я тогда молодой совсем был, работал помощником оператора в группе Николая Акимовича.
– А кто это? – машинально переспросила Надежда.
– Что?! – Лев выпучил глаза и уставился на Надежду так, как будто увидел инопланетянина. – Как можно не знать Николая Акимовича? Ах, ну да, вы же не связаны с миром кино… – Это прозвучало в его устах как «вы же читать и писать не умеете».
– Николай Акимович Моор – великий режиссер-документалист! – продолжил Лев, немного успокоившись. – Эйзенштейн документального кино! Великий человек! Я у него всему научился!
– Ну… извините… – пробормотала Надежда. – Так что там было с этой куклой?
– Ах, да, кукла… Как я уже сказал, мы были тогда на Алтае, снимали фильм о выдающемся русском путешественнике Чибикове. Ему тогда было без малого девяносто лет, а может, даже больше. Прожил удивительную жизнь, обошел половину Китая и всю Монголию, побывал даже на Тибете, первым описал многие места, где до него не бывал ни один европеец. Женился на китаянке. Да у него и самого, наверное, были какие-то китайские корни, во всяком случае, было в его внешности что-то китайское. Свободно говорил по-монгольски и на нескольких китайских диалектах, поэтому в Китае легко мог сойти за своего. Потом написал несколько серьезных книг о Китае, о тамошних обычаях. Можете себе представить – молодым человеком он застал так называемое Боксерское восстание!
При упоминании о Боксерском восстании Надежда Николаевна насторожилась: что-то похожее она слышала недавно в связи с куклами.
– Ну, потом он ушел на покой, поселился на Алтае – поближе к местам своих путешествий – и занялся писательским трудом. Описывал свои путешествия, жизнь старого Китая…
– Вроде писателя Арсеньева, который «Дерсу Узала» написал? – проговорила Надежда, чтобы показать свой интерес.
– В какой-то мере, – согласился Лев.
– Но вы говорили о кукле! – напомнила ему Надежда.
– Да-да, кукла! В доме Чибикова вообще было множество всяких редкостей. Представляете, сколько диковин он привез из путешествий и собрал за свою долгую жизнь! Многое, конечно, передал в музеи, но что-то оставил и у себя. Даже сам дом у него был очень необычный – крутая крыша с загибающимися краями, как у китайской пагоды, высокие двери из темного дерева с вырезанными на них иероглифами, приносящими счастье и долголетие, по сторонам от дверей – два изваяния монгольских демонов, которые должны отгонять от дома всяческие несчастья. И, как видно, все это помогало – по крайней мере, Чибиков прожил до глубокой старости, почти никогда не болел, не был расстрелян и не попал в лагеря. А ведь из тех, кому много пришлось бывать за границей, почти никто в предвоенные годы не избежал обвинения в шпионаже. Кроме того, Чибиков был знаком со многими опасными людьми. Я видел у него фотографию Якова Блюмкина…
Это имя показалось Надежде знакомым, но на всякий она уточнила:
– Кто это – Яков Блюмкин?
– Известный чекист, яркая личность. Начинал как эсер, террорист, но потом поступил в ЧК. Сначала он прославился тем, что убил немецкого посла Мирбаха, чтобы сорвать заключение Брестского мира, за это его на какое-то время отстранили от работы, но потом непосредственный начальник Блюмкина, Глеб Бокий, вернул его в органы и отправил в Монголию с какой-то секретной миссией… Там он, судя по всему, и познакомился с Чибиковым…
– Ах, так он был связан с Глебом Бокием! – вполголоса проговорила Надежда.