Китайская принцесса

Пройдет немного времени, и она все узнает. А я и вправду окажусь преступником, если отпущу ее, не предупредив, что ее ждет по возвращении домой. Следует немедленно воспользоваться одной из тех нежных фраз, которые так действуют на сердце. "Моя маленькая Женевьева, ты не знаешь всего. Будь мужественна..." Я следую за ней. Мне пока трудно говорить. Слишком много света в коридоре, среди колонн коринфского шапито с акантскими листьями на фронтоне, которые, я уж думал, никогда не увижу. На улице я заговорю с ней. Абсолютно невозможно не заговорить. Пусть будет, что будет!

Мы минуем вместе холл отеля, ночной портье подмигивает мне с видом соучастника. С такой улыбкой могла бы поглядеть на меня Судьба, если бы обладала человеческим лицом.

7 Глава седьмая И случилось то, что на другой день меня арестовали. Когда позднее следователь не без иронии спрашивал, почему я отказался от мысли покончить с собой, я был не способен ему что-либо ответить. Мог ли этот чиновник понять все тонкости партии, которую мне пришлось разыгрывать в самых сложных обстоятельствах? В один прекрасный момент у меня в ушах зазвучал победоносный смех моего исконного противника, узнавшего о моем намерении свести счеты с жизнью.

"Так вот к чему привели меня твои бесконечные уловки! - воскликнул я. - Я еще докажу, что перед тобой свободный человек!" И выбросил в Сену вложенное им в мои руки оружие. Столь внезапное проявление бунта принесло мне чувство удовлетворения, позволившее снести все неизбежные его последствия. Конечно, мне случается думать, что, совершая этот поступок, я лишь следовал предначертаниям судьбы. Как утверждает баснописец, свою судьбу встречаешь как раз на тех путях, которые выбрал, чтобы ее избежать.

Но я стараюсь прогнать эту, внушаемую моим врагом, мысль. Я отвечаю ему, что в самый трудный момент игрок все равно сохраняет шанс на выигрыш, что никакой физический или божественный закон не может помешать Красному после двадцати девяти побед выиграть еще раз, и что, пока ты не мертв, не исключается, что останешься жив. Я проявил большой интерес к своему процессу. Когда господин Гримальди поклялся говорить правду и только правду, я восхитился, с какой легкостью люди пользуются словами, смысл которых им неведом. Когда в возбужденном зале давала показания Лелиа, она так легко разыграла порученную ей деликатную роль, что я готов был рукоплескать ей. Свидетельства нескольких второстепенных лиц, призванных, не стесняясь моим присутствием, без обиняков высказать, что они обо мне думают, доставили мне редкое в этом мире удовольствие. Разочаровала лишь Женевьева. Послушав ее, можно было решить, что наш роман был для нее лишь случайной связью. Так что даже председателю суда пришлось ей напомнить о наших отношениях и матримониальных планах. Та с трудом вспомнила об этом. Зная, что она обручена с чемпионом по теннису, я, вероятно, один не усомнился в ее искренности. Именно в силу отсутствия памяти женщинам удается вновь и вновь обретать девственность чувств. С точки зрения адвоката, который требовал оправдания, мне грозило лишь легкое наказание. Я поведал ему сколь можно подробнее о своих похождениях, на что он, однако, не обратил никакого внимания. Его специальностью были преступления по страсти, и он хотел придерживаться этой линии. Когда я ему напомнил, что никого не убивал, он ответил, что это не существенно и что ему легче выгородить влюбленного убийцу, чем ни в чем не повинного человека.

- Но, - воскликнул я во время одной из наших встреч, - убийцу ведь могут отправить на эшафот!

- В вашем случае это один шанс из ста, - заявил он.

- Бывают подчас неприятные неожиданности, - заметил я со знанием дела.

- Ничего не бойтесь, - ответил он самоуверенно. - У меня есть в запасе козыри.

Во время своей защитительной речи он описал карьеру некоего Жерома Фу, иначе Сен-Ромена и Лефранка, так ярко, что будь я присяжным, то вынес бы ему смертный приговор. Моему защитнику стало известно, что покойный директор "Порядочности" публиковал диффамационные статьи против политического деятеля, занимавшего во время моего процесса пост министра юстиции. Обвиняя Лефранка, он старался выгородить со мной вместе и министра, превратив его в возможного и полезного союзника. Результатом этой тщательно продуманной стратегии, напомнившей мне действия отца при составлении страховых контрактов, стал приговор, который удивил его куда больше, чем меня: я был приговорен к высшей мере.