В пещеру они вернулись без приключений. Путь назад был легким, так как путники все время спускались по склонам горы. Весь путь Вильям был угрюм и молчалив, он вспоминал полуразрушенный храм, варварски разбитые многочисленные статуи и здания, также его мысли были заняты фантазией о жизни монахов. Почему они покинули свой храм? Почему один из монахов так и не ушел, а решил покончить с жизнью в вечной медитации перед взором богов на вершине горы в верхнем храме?
Золотые лучи вечернего солнца покрывали желтизной верхушки деревьев. Солнце опускалось, всё также прячась за горизонт, на смену свету и тени вступала в свои владения черная мгла, поднимая желтоватое блюдце луны и зажигая тысячи зерен белого риса — ярких мигающих звезд на темном небосклоне.
Не знаю почему, но на следующее утро мне вдруг вспомнилась одна настенная картина, изображенная в храме, на ней был изображен какой-то военачальник на коне, лихо размахивавший мечом и отбивающий вражеские стрелы. Я много раз со всех сторон размышлял над этим изображением древнего рисунка. И тут до меня дошел скрытый смысл, таившийся и мучающий меня весь день. Эта внезапно открывшаяся истина зажгла во мне какой-то тайный огонь древности. Я понял, что именно меня поразило и привлекло в этой работе художника. Его глаза. Генерал, изображенный на стене храма, имел зеленые глаза. Таким редким для китайцев цветом глаз обладала и Роза. Что общего было у них еще? Человек, носивший титул генерала или императора изображался с зелеными глазами. Почему? Я начал поглощаться этой мыслью, как вдруг мои раздумья были прерваны появлением Розы. Я еще раз посмотрел в ее глаза, словно не верил тому, что знал и так. Какое-то неуловимое и дальнее сходство с картиной меня потрясло.
Она обнюхала меня, как делала это всегда, когда возвращалась, словно повстречала меня в первый раз, затем взяла меня за руку и потянула за собой. Я последовал за приглашением. Мы расположились недалеко от пещеры, где вечернее солнце хорошо освещало поверхность небольшого плоского участка. Это было место, где мы с Розой рисовали на земле буквы. Почти с первых же дней моего пребывания и бодрого здорового присутствия рядом с ней, я задался идеей обучить красивую дикарку английскому языку. Уроки общения с ней не прерывались. Каждый день я не мог отказать себе в удовольствии обучать ее языку. Поначалу были трудности, она восприняла мою затею, как игру. Затем, я решил пойти по ее пути и предложил обучение на основе ею принятой игры. Мы играли, обучаясь. Спустя несколько недель она могла произносить отдельные слоги и узнавать некоторые буквы. Я искренне радовался своим достижениям. Еще бы, иначе и не могло быть, ведь мне попалась отличная ученица. Спустя еще неделю я мог, как проворный труженик и пахарь, который хорошо и добротно вспахал землю, а затем засеял ее, собирать урожай. И этими плодами моей работы были ее первые самостоятельные слова. Она начала называть меня по имени, но в сокращенном и удобном для нее варианте: «Вил». С письмом дело обстояло хуже, чем я рассчитывал. Мне удалось достигнуть лишь уровня узнавания и произнесения десяти букв, остальные буквы ее мозг не желал воспринимать и сравнивал с уже известными ей.
Однажды я смастерил из веток небольшое кольцо с цветком в центре, похожем на розу, и надел ей на указательный палец. Она долго рассматривала свой новый подарок, поднимая палец высоко вверх, то перекручивая его, то обнюхивая, пытаясь уловить новые запахи и необычные для себя ощущения. Это кольцо, сделанное мной из молодых веток какого-то цветущего растения, я не раз видел среди ее вещей, что были дороги для нее, позднее. Вещи, купленные в дорогих магазинах и модных ювелирных салонах никогда не станут бесценными, как те, что мы невольно открываем для себя, оказываясь наедине с природой и ее несметными богатствами, с неописуемыми пейзажами. В мягких весенних ласкающих лучах заходящего солнца ее тело, окрашенное ровным светом, казалось нежным и чистым, отражающим тепло и неотразимую привлекательность, какую никогда не встретишь в грязном, полном пороков и убогой нравственностью городе.