Китайская рулетка

Примерно половина шанхайцев успели покинуть город. Транспорта было меньше, чем обычно. Нокс и Грейс проехали по тоннелю, оказались в Пудуне, направились к кольцевой и наконец вырулили на скоростную трассу «Хушань», ведущую к Чунминдао. Ветер утих. Ливень превратился в морось; впрочем, темные тучи никуда не делись. Проселочные дороги Чунминдао были завалены мусором, а местами и затоплены. Каждый, кто попадался на пути, имел недоуменный, потерянный вид.

За полчаса Нокс и Грейс достигли города Чунмин, который и дал название острову. Грейс свернула на полукруг подъездной аллеи, ведущей к пятиэтажному многоквартирному дому, и остановилась.

– Будьте осторожны, – сказал Джон, когда Грейс стала открывать дверцу.

Она помедлила, оглянулась на него. В ее лице Нокс прочел грусть, граничившую с отчаянием.

– Не выходите из машины, Джон. В этом городе вы сразу привлечете внимание. Это вам не Шанхай.

– Значит, Марквардт тоже был здесь белой вороной, – хмыкнул Нокс, понимая, что Грейс несколько преувеличивает. Для чего тогда понастроено столько отелей и открыто столько контор проката автомобилей – уж конечно не для развлечения аборигенов. Скоро львиная доля острова будет урбанизирована.

– На самом деле, Грейс, у меня не такая уж примечательная внешность.

– Тут повсюду скрытые камеры, – напомнила китаянка и вышла из машины.

Нокс оглядел ряды безликих домов – наследие эры Мао. Небо серое. Двор замусоренный. Машина показалась невыносимо тесной.

Многоквартирный дом без архитектурных излишеств, ничем не примечательный район. Чунминдао всегда был на задворках Поднебесной; сколько бы правительство ни вкладывало в экономику этого острова, он останется скоплением рисовых полей да свиноферм.

Грейс это знала, когда-то считала важным; но чего бы она только не отдала, чего бы не изменила в прошлом, лишь бы иметь ключ от двери, перед которой сейчас остановилась!

С бьющимся сердцем она подняла руку, намереваясь постучать, – и не смогла. То была не простая дверь – то была дверь в ее прошлое. А Грейс хотела, чтобы дверь открылась в ее будущее. Шесть долгих лет она представляла, как постучит в эту дверь; шесть долгих лет жила этой мечтой. Теперь ей казалось, мечта слишком быстро стала реальностью.

В дверном глазке что-то мелькнуло. Лю Цзянь услышал Грейс – или почувствовал ее присутствие. Сердце наполнилось радостью. Грейс на всякий случай натянула улыбку и тихонько постучала. Лю Цзянь медлил открывать. Почему он медлил?

Надеясь, что комок в его горле не уступает размерами и шероховатостью ее собственному комку, Грейс ждала. Дверь медленно отворилась, и вот Лю Цзянь – перед ней. И лицо у него непроницаемое, официальное. Они могут говорить по-английски или на шанхайском диалекте, но будут – на диалекте жителей Чунминдао.

– Цзянь, – пролепетала Грейс.

Он не показался ей старше, чем помнился; впрочем, он всегда выглядел солиднее своих ровесников. Волосы стал стричь короче, как и подобает госслужащему. Руки более ухоженные, ногти безупречные. Во взгляде – прежняя спокойная уверенность. Грейс почувствовала легкое головокружение.

– Юя.

– Наша встреча согрела мне сердце.

– Ты, как всегда, прелестна.

Скорее дежурный комплимент, нежели искреннее восхищение. Для Грейс каждый жест, каждый взгляд был носителем определенной информации. Цзянь выдержал паузу и спросил:

– Может быть, войдешь в дом?

Грейс вошла, сняла туфли, рядом с ними положила сумочку.

Цзянь провел ее в скромную гостиную.

– Чаю выпьешь?

– Я буду счастлива приготовить чай, – от души сказала Грейс.

– Подожди минутку.

Не дал приготовить чай! Запретил проявлять заботу – дескать, это больше не твоя привилегия! Грейс казалось, Цзянь ударил ее. Пять минут он отсутствовал – хлопотал на кухне, где она не могла его видеть. Грейс оглядела телевизор с плоским экраном, видеоплеер; эллиптический тренажер, штангу; серое, неспокойное небо за мутными от дождя окнами. Громко сказала:

– А здорово вчера стихия разгулялась!

– Да. У нас полночи электричества не было. Всего час как дали.

Грейс заметила, что квартира не носит никаких отпечатков женского присутствия. Может, та женщина, на фото, была мимолетным увлечением Лю Цзяня. С другой стороны, если бы он женился, мать ни за что не сообщила бы Грейс – побоялась бы слишком бурной реакции. В гостиной стояли и висели фотографии. Грейс увидела собственное изображение – и едва не задохнулась. Она помнила тот день, помнила улыбку Цзяня. Других женщин, не состоящих с Цзянем в родстве, на снимках не было. Грейс сочла это добрым знаком.

– Я заварил улун, – сказал Цзянь, ставя поднос.

– Как неловко!

Он рассмеялся.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросила Грейс.

Цзянь попытался подавить улыбку; почему?

– Похоже, что да.

– Ты не ответил ни на одно мое письмо, – выпалила Грейс.

О, сколько она хотела сказать ему, но теперь ненавидела себя за то, что нарушила ход вежливой беседы.

– Что я мог написать?

– Всё из-за моего отца…

– Не хочу снова это слушать, – оборвал Лю Цзянь. – Твой отец – достойный человек. Я уважаю его решение.