Китайские истории

Александр Матлин КИТАЙСКИЕ ИСТОРИИ

Предисловие

Эти истории написаны в 1991-м году, после того, как я по делам службы несколько раз побывал в Китае. В те времена Китай только начал открываться Западу. Появление белого человека на улицах китайского города было редкостью. Тем более — белого американца. Тем более — белого американца, говорящего по-русски.

С тех пор многое в Китае изменилось. Но что-то главное осталось. Нечто такое, что, наверное, никогда не изменится. А мои китайские истории стали чем-то вроде исторических свидетельств очевидца. В этом качестве они могут представлять интерес для вас, дорогой читатель. Итак…

Я вернулся из Китая

Первый раз я пробыл там целый месяц. И вот я вернулся домой, в свой родной штат Нью-Джерси. Звонит брат.

— Ну, расскажи, — говорит. — Какое самое сильное впечатление?

— Такое, — говорю, — что с продуктами хорошо. Никакого дефицита. Заходишь в магазин — полно жратвы. Покупай чего хочешь.

Брат молчит, видно не верит. Я говорю:

— Правда, я не шучу. Фруктов — навалом. На каждом шагу частники торгуют. Мандарины, бананы, груши — пожалуйста. “Кока-кола” и “Спрайт” в банках продаются. Такие же банки, как у нас, только по-китайски написано.

Брат ещё немного помолчал, а потом спрашивает:

— А социализм там есть?

— Есть, — говорю. — Сплошной социализм.

— И советская власть есть?

— Ещё какая!

— А дефицита нет?

— Нет, — говорю. Социализм есть, а дефицита нет. И очередей нет. Промтоваров в магазинах полно. Конечно, не так, как в Америке или, скажем, в Гонконге, но купить можно всё. И одежда есть, и обувь, и всякая эта японская электроника.

Вот такое впечатление. Шок, можно сказать. Подивились мы вместе с братом: каких только чудес не увидишь за морями-океанами! Тут тебе и социализм, тут тебе и еда в магазинах. Советская власть есть, а очередей нет. Как это у них получается?

Социализм с человеческим лицом

Когда бы вы ни включили телевизор, там идёт какое-то партсобрание, или съезд, или что-то в этом роде. Люди на трибунах произносят речи. Иногда они одеты в военную форму, на плечах погоны. Что говорят — непонятно, но лица серьёзные, полные ответственности за нижестоящий народ. Если нет съезда, тогда маршируют физкультурники. Или девушки в национальных нарядах со счастливыми улыбками поют что-то радостное.

Один раз показывали фильм явно романтического содержания — про любовь китайца и русской девушки. Китаец был красивый, мужественный, а девушка — так себе. Честно говоря — замухрышка. Видно, лучше не нашли. Они ехали в поезде, за окном расстилались родные просторы, и голос сказал довольно чисто по-русски:

— Поезд прибывает, стоянка пять минут.

Так я понял, что они приехали в Советский Союз. И точно, показали вечный огонь, могилу неизвестного солдата, почётный караул и шелестящие берёзы. Девушка растрогалась, припала к плечу китайца. Ещё сильнее зашелестели берёзы, заколосились просторы, и я выключил телевизор. Думаю, что роман закончился благополучно, но никакого намёка на секс по телевизору всё равно не увидишь. Похоже, что тема секса в Китае запрещена.

Это целомудрие хорошо гармонирует с государственной политикой ограничения рождаемости. Китайской семье разрешается иметь одного ребёнка. Об этом мне конфиденциально поведал один знакомый молодой человек.

— А если заведёте второго ребёнка, вас ждёт суровое наказание, — с грустью добавил он.

— Какое наказание? — спросил я, вздрогнув, и в памяти всплыл леденящий душу китайский анекдот про стерилизацию с помощью двух кирпичей.

Наказание оказалось не таким экзотическим, но не менее жестоким. Провинившихся супругов могут уволить с работы без права поступления на другую работу. Нет работы — нет зарплаты, нет рисовых карточек, нет баллонного газа и всех остальных благ, которые прилагаются к работе.

— Как же тогда жить? — спросил я и покраснел, вспомнив, какими глупыми нам казались вопросы американцев о Советском Союзе.

Мой собеседник снисходительно улыбнулся и объяснил, что тогда придётся зарабатывать на жизнь каким-нибудь мелким бизнесом. Например, продажей мандаринов с лотка или, скажем, починкой обуви. И я подивился мудрости китайских законов, которые, ограничивая рост населения, одновременно способствуют развитию частной инициативы.

Опиум для народа

Основная религия в Китае — буддизм. Есть там и мусульмане, есть немного христиан. О евреях никто никогда не слышал. За время моего пребывания в Китае я видел с десяток буддийских храмов. Все они похожи один на другой. Перед входом горят красные свечи, чадят какие-то благовония, так, что не продохнуть; наверно, это и есть опиум для народа.

Внутри храма на вас глядят свирепые, чудовищных размеров воины с мечами. Их четыре, по числу сторон света, и они охраняют Будду. Сам Будда — тоже огромный, золотого цвета, иногда многорукий, а иногда пузатый, как в смешных китайских сувенирах, которые продают у нас в Чайнатауне.