Китайские миллионы

Иза тяжело вздохнула, опустилась на стул около окна и задумалась, не видя перед собой ни чудной, блестяще иллюминованной Прайи и Грандо, ни далекого пика Виктории, фантастически освещаемого луною, то и дело нырявшей в быстро несущиеся по небу облака.

«Такой яд начинает действовать через 3–4 часа, — вспомнила она. — Час прошел уже… успеем ли мы. За что он убил меня? Сильна ли над ним власть того, ради которого я отравлена. Тут видна чья-то другая рука… женская. Надо узнать…»

Беспорядочные мысли ее были остановлены легким шумом подъехавшего дженрикши, из колясочки которого вышли Будимирский и Хако.

Она быстро отворила двери в коридор и через несколько секунд услышала голос хозяина: «Пожалуйте, пожалуйте сюда, — ваша дама ожидает вас».

Будимирский, такой же спокойный с виду, как и Иза, занялся меню ужина и вина и, пока сервировали то и другое, непринужденно болтал с Изой и Хако о вкусе некоторых восточных кушаний, об испанских винах и фруктах Китая и Японии, сравнивая все это с французской кухней, французским вином и фруктами Европы, приходя к заключению, что выше всего — умелая комбинация из всего этого… Хако почтительно слушал его, но изредка с беспокойством взглядывал на Изу, спокойную, но бледную и сосредоточенную.

Иза села спиной к окнам и лицом к двери, посадив против себя Хако, и в ту минуту, когда при входе китайца-лакея с грудою тарелок дверь оставалась некоторое время открытой, она увидела в стороне на галерее красную феску…

«Слава Богу, здесь» подумала она и, как бы мимоходом, бросила Будимирскому несколько немецких фраз, в которых предупреждала его о приготовленной помощи за дверью и участии к ним хозяина ресторана.

— Нет, нет, — ответил ей, улыбаясь, по-английски Будимирский, — я хочу непременно, чтобы мистер Хако испробовал здесь еще некоторые европейские кушанья, с которыми он должен будет примириться в Париже… Морской капусты, каленых яиц, саки и рису с перцем он там не найдет, — захохотал он.

— Но я в восторге, я очень рад, — перебил его Хако.

— Тем лучше, тем лучше, — а вот кстати и ужин, — воскликнул Будимирский. Он раньше приказал подать все сразу, вплоть до кофе в кофейнике на серебряной спиртовой лампе, а теперь отдал приказ лакею не входить без зова.

— Слушаю, сэр, — ответил прекрасно дрессированный лакей, хорошо знакомый с оргиями фарисеев-англичан из Гон-Конга и вдобавок получивший приказ хозяина строго подчиняться требованиям этих гостей и… ничему не удивляться. Иза почти не притрагивалась к кушаньям, Хако ел неохотно, а Будимирский быстро покончил с великолепным шатобрианом, тюрбо и трюфелями в салфетке, запил все это, усердно подливая Хако ароматный кло-де-вужо, разлил затем в плоские стаканы пенистое клико и поджег спирт под кофейником.

— Теперь мы можем побеседовать, — начал Будимирский, спокойно развалясь в кресле. — Пейте, Хако, и постарайтесь внимательно выслушать, зачем я… пригласил вас сюда.

— Я к вашим услугам, сэр, — пробормотал Хако, которому очень не понравился решительный, какой-то металлический тон собеседника и его блестящий взгляд, сразу сказавший японцу, что ему добра ждать нельзя… Он заерзал в кресле, оглядываясь на дверь.

Будимирский заметил это.

— Иза, милая, сядь на диван, а вы, Хако, будьте любезны занять ее место, — так и вам и мне будет удобнее, — предложил он, усадил Хако и занял его место, так что оказался между японцем я дверью. Об окнах, выходящих на крышу веранды, он не беспокоился, так как, еще войдя лишь в кабинет, приказал лакею закрыть их во избежание сквозного ветра.

Хако стало ясно, что он понят, и японец, с сильно бьющимся сердцем, ожидал наихудшего, не подозревая, однако, до какой степени он был понят. Будимирский очень скоро разъяснил ему это.

— Слушайте же меня, Хако, — продолжал Будимирский после пересадки. — Если не во всех деталях, то в общих чертах вам известно значение той великой миссии, с которой, по соглашению с главной жрицей Ситрева, я еду в Европу. Миссия эта, кроме материальных средств и всей моей энергии, требует безусловного моего душевного покоя, как можно меньше мелочной борьбы с разного рода препятствиями и осложнениями, дабы я всегда мог спокойно сосредоточиваться на главных, основных линиях моего плана. Об этом мы с Ситревой немало думали, и вот для помощи мне, для этой мелкой борьбы, для устранения мелких происшествий, она назначила вас и Моту здесь, на пути в Европу и… и многих других, которые отчасти находятся уже там, отчасти же еще в пути, — ловко врал авантюрист. — Для того же, — продолжал он, — чтобы все вы подчинялись мне, как ей, Ситрева дали мне этот, вам известный, амулет…

Будимирский вынул амулет из жилетного кармана и с многозначительным видом поднял его перед Хако, который почтительно поднялся, сильно побледнев.

— Аум! — произнес он, подымая правую руку, сложив пальцы в знак секты.

— Аум! — ответил ему тем же Будимирский.