Китайские миллионы

— Поеду и я, — ответил Будимирский, обрадовавшийся какому-нибудь развлечению и боявшийся остаться с глазу на глаз со старой мегерой, явно враждебно к нему относившейся.

Через час они были уже у пристани. Иза с братом должны были отправиться в «Boa-Vista», а Будимирский обещал, пошатавшись по городу, часа через два быть на катере.

Он прошелся по набережной и свернул на улицу, ведущую к ратуше, когда какой-то дженрикши, лукаво подмигивая ему, заговорил ломаным португальским языком. Будимирский понял только, что дженрикши сулит ему что-то хорошее или вкусное, причмокивая после каждого слова цце-цце!!

— Не понимаю! — отрезал ему по-английски Будимирский.

— Инглишмен? Оль-райт! Вэри вэл! Вэри гуд! — быстро забормотал дженрикши еще более ломаным, на сей раз английским языком, приглашая Будимирского прокатиться к таким красавицам, которых тот «ни в одной Европе» не видел, которые чудно играют и поют и любовью своею дарят щедрых и «воспитанных» гостей. Он так и сказал «educated» и пояснил, что из того «заведения», куда он зовет Будимирского, не раз выгоняли иностранных моряков, которые не умеют себя вести.

— Ты что же, к гейшам зовешь меня? — понял Будимирский, — настоящие ли они, может быть местного производства?

— Нет, нет, — из самого Иеддо, три только что приехали, — торопил дженрикши, отдергивая фартук и подымая бумажный фордек колясочки.

Будимирский, улыбаясь, пожал плечами, ощупал деньги в кармане и поехал, не подумав даже об Изе…

Будимирский не ожидал в Макао, в такой глухой части китайского города, в какую завез его дженрикши, найти такой роскошный чайный дом, — ему место было в Париже на выставке, в Лондоне, но не в этой трущобе. Так думал авантюрист, но хозяин чайного дома, китаец, солидный мужчина в шелковой темно-синей куртке на чистом английском языке пояснил ему, что нигде чайный дом не может иметь такой клиентуры, как здесь, под боком у Гонконга, откуда лицемерные англичане-businessmen’ы удирают сюда потихоньку, запрещая открытие чайных домов в самом Гон-Конге…

Китаец провел его через анфиладу маленьких роскошно изукрашенных резьбой, трельяжами и коврами салонов в большую угловую комнату, одна стена которой сплошь заставлена была цветами, а у противоположной разложены были ковры и подушки и расставлены низенькие резные столики, деревянные и металлические. Хозяин усадил Будимирского на ковре, подложил ему под руку подушку, придвинул столик, на который слуга поставил маленькую чашечку с дымящеюся жидкостью и ударил в гонг.

— Приветствую вас, — указал китаец на чашечку. — Это саки, — пояснил он, видя в нем иностранца, не знакомого с обычаями домов чайных…

На звук гонга из боковой двери вышли три молодые девушки в ярких шелковых затканных цветами киримонах с инструментами, похожими на мандолины, молча в ряд уселись по-восточному на ковре, вдоль стены, уставленной экзотическими цветами, и одновременно и торжественно наклонили низко головы, приветствуя гостя.

Улыбаясь и кивая головой, Будимирский разглядывал девушек, действительно миловидных, артистически подрисованных, весело улыбающихся. «И зубки прелестные, и глазки хороши, хотя косы чуть-чуть, и шевелюра великолепная, и тот уголок розового тела, что виднеется между переплетами киримона на груди, хорош, но… миниатюрны уж очень они» думал авантюрист, попивая маленькими глотками рисовую водку и не зная, что ему делать… Хозяин что-то сказал гейшам, и одна из них, кивнув головой, заговорила с Будимирским по-английски, очень мило проглатывая окончания слов.

— Неправда ли, какая прекрасная погода сегодня, сэр? — захохотала она, лукаво сверкая глазами. — Мы всегда этим глупым вопросом начинаем беседу с иностранцами, которых не знаем еще.

— А которых знаете?

— О, то для тех… С одним начинаем разговор поцелуем горячим, с другим… чокаемся и пьем что-нибудь, третьему — поем или играем, четвертому танцуем, болтаем, что на ум взбредет и… не скучаем никогда… Вы не англичанин и… не торопитесь напиться крепким вином или спиртом, — вы южанин, — мы протанцуем вам, а чем вы нас угощать будете — не знаю.

— Хотите шампанского?

— А, вы француз, — это наш любимый напиток, которым англичане нас не балуют, но мы его с «джин-джиром» пьем, — попробуйте — прелесть…