Китайские народные сказки

Дун-дун-дун — бежит Ван Сань; пэн-пэн-пэн — мчатся вслед за ним обезьяны. Видит юноша, что обезьяны его настигают, бросил на землю иглу. Вмиг выросли за его спиной сверкающие скалы — ножи острые, путь обезьянам преградили.

Сверкают скалы — ножи острые, не взобраться на них обезьянам.

Убежал Ван Сань от обезьян, пришел в Небесный дворец. Встретила его старшая сестра, достала из хлопковой коробочки вату, велела Ван Саню уши заткнуть да палку крепкую припасти. Ван Сань так и сделал.

А бессмертный старец ничего не знает, сидит да радуется: «Хэй, хэй! Не вернется Ван Сань живым, разорвут его обезяны».

Только он так подумал, вдруг Ван Сань в комнату входит, барабан на спине несет. Увидел старец — зять живой вернулся и барабан принес, еще больше обозлился, решил насмерть оглушить юношу и говорит:

— Дай-ка я проверю, настоящий барабан ты принес или ненастоящий!

Поднял старец свой посох да как ударит по барабану. Дон! — прогремел барабан; ша-ша-ша — посыпались с деревьев листья. «Ну, — думает старец, — оглушил я Ван Саня до полусмерти!»

А Ван Сань говорит, как ни в чем не бывало:

— Ну-ка стукни сильнее! А то я не слышу!

Подивился старец, еще сильнее ударил:

Дон! — грохнул барабан; гэ-ча! гэ-ча! — задрожали стены. «Ну, — думает старец, — если и на этот раз он жив останется!..»

А Ван Сань опять, как ни в чем не бывало, говорит:

— Ну-ка стукни сильнее! А то я не слышу!

А старец как ударил два раза по барабану, так у него в голове помутилось. Где уж ему третий раз ударять?!

— Не можешь? — говорит Ван Сань. — Дай я попробую. — Поднял Ван Сань посох. Дон-дон-дон — забил в барабан. Закачалось небо, ходуном заходила земля, опрокинулся навзничь вредный старик и дух испустил.

Сломал Ван Сань железные ворота небесной тюрьмы, снял с Ци-цзе колодки, вынул свою флейту и радостный вместе с женой спустился к людям.

Шесть сестер вместе с ними спустились на землю и нашли себе трудолюбивых мужей. Пятнистый олень тоже спустился к людям, и все они на земле зажили радостно и счастливо.

ПОРТРЕТ ДЕВУШКИ ИЗ ДВОРЦА

Есть в горах Ишань два места. Одно зовется Цзюлункоу — ущелье Девяти драконов, другое — Цилункоу — ущелье Семи драконов. Так вот, около ущелья Девяти драконов стояла маленькая деревушка, и жила в той деревушке старуха со своим единственным сыном, по прозванию Тянь-тай. Девяти лет от роду уже умел Тянь-тай барсуков в горах ловить, двенадцати лет не страшился из волчьих нор волчат таскать. Пригожим да статным уродился юноша, никто с ним не сравнится. Лицо доброе, глядит весело, силен, смекалист, ростом высок. Уйдет спозаранку за хворостом в горы, вечером домой воротится. На высокие горы взбирается, с круч крутых спускается, через бурные реки переправляется, узкими тропинками-ниточками пробирается.

И вот однажды осенью в самый сезон дождей несколько дней кряду ливень лил, а у Тянь-тая в доме, как говорится, ни хворостинки не найдешь, ни зернышка риса не сыщешь. Ждали, ждали, пока дождь перестанет, вёдро настанет, да ждать устали. Взял юноша веревку, коромысло, топор прихватил и отправился в горы хворост рубить. А топор у юноши, сказать про то надобно, супротив обычного вчетверо тяжелее был, кузнец нарочно таким его выковал. Перешел Тянь-тай через горное ущелье, вода там бурлит — гром громыхает, взобрался на склон, дождевой водой умытый, прошел по тропинке-ниточке и наконец до лесистого места добрался. Только успел он немного хвороста нарубить, ветер дождь пригнал. Как хлынет дождь — аж камни с горы вниз посыпались, загудело вокруг, зашумело. Дождался юноша, пока дождь перейдет, залез на дерево, на самую макушку, огляделся — все ущелье водой наполнилось, реки из берегов вышли. Посмотрел юноша в ту сторону, где его деревушка стояла, и думает: «Мать, наверно, к воротам вышла, тревожится, может, унес меня бурный поток, ждет не дождется». Взяла юношу досада, так бы, кажется, и полетел сейчас домой! Только не управиться ему с горным потоком — свиреп очень! Думал юноша, думал и нечаянно топор из рук выронил. Дзинь! — упал топор на большой черный камень. Хотел юноша его поднять, наклонился. Ай-я! Камень шелохнулся, и вдруг откуда ни возьмись старуха появилась. Спрашивает старуха громким голосом:

— Кто ко мне в дверь стучался? Кто ко мне в дверь стучался? Кто ко мне в дверь стучался?

Два раза ничего не ответил юноша, а на третий расхрабрился, слез с дерева и отвечает:

— Я к тебе стучался!

А старуха опять его спрашивает:

— Что же тебе надобно, зачем стучался?

Решил юноша рассказать старухе все, как есть, и говорит:

— Ты, добрая женщина, видать, не знаешь, что я каждый день хожу за хворостом, каждый день с круч крутых спускаюсь, на горы высокие взбираюсь, тяжко мне, да не про то речь. Нынче все вокруг водой залило, как мне домой воротиться? Там меня мать дожидается одна-одинешенька. Надобно мне хворост продать да рису купить, а то нечего в котел положить.

Выслушала его старуха, поднялась с тростниковой циновки, дала ее Тянь-таю и говорит:

— Стоит сесть на эту циновку и подумать, где тебе сейчас хочется быть, мигом там очутишься.