Взялись сестры за руки, вместе с собачкой на дальний огонек пошли. А это и не лампа вовсе — фонарь у входа в пещеру светится. Поднялись сестры на каменные ступеньки, смотрят — двери каменные двустворчатые, одна половинка открыта. Заглянули — а там старая старуха сидит. Посмотрела она на сестер, — что за диво дивное? — и спрашивает:
— Как это вы, детушки, темной ночью сюда забрели?
Отвечают девушки:
— Пошли мы в горы хворост собирать, да заблудились. Дозволь, добрая бабушка, на ночь у тебя остаться.
Вздохнула тут старушка и говорит:
— Видать, не знаете вы, в какое место забрели. Гора эта Медвежьей зовется и пещера тоже, потому как живет в ней медведь-оборотень. Не ест он вареной пищи, людей жрет. Кто здесь пройдет — тот в лапы к нему попадет. Видите, белые косточки в пещере горой громоздятся?
— А ты, бабушка, кто же будешь? Отчего медведь тебя не съел, пощадил?
Отвечает старуха:
— Он и меня сожрать хотел, в лапах сюда приволок. Только старая я да тощая. Кости да кожа. Вот и не стал он меня есть, велел за домом присматривать.
— А где он сейчас, медведь? Почему мы его не видели?
— Глупенькие вы, мои детушки! Хорошо, что не видели. Смотрите, как бы он вас не приметил.
Вышла старуха из пещеры, поглядела на небо и говорит:
— Пошел медведь на охоту людей ловить, скоро назад воротится. Уходите-ка вы отсюда подобру-поздорову!
Ночь темная, горы глухие, где девушкам голову приклонить?
Спрашивают они:
— Бабушка, а бабушка, медведь воротится, где спать ляжет?
Отвечает старуха:
— Коли жарко — на холодный кан ляжет, коли холодно — на теплый кан залезет.
— А где у него теплый кан?
— В глубоком котле.
— А где у него холодный кан?
— На плоском камне.
Посоветовались меж собой сестры, потолковали тихонечко и говорят старухе:
— Не бойся, бабушка! Спрячь нас в пять больших корчаг, воротится медведь — уложи его спать на теплый кан. Придумали мы, как от него избавиться.
Только они это сказали — снаружи ветер засвистел, медведь на горе появился, тут уж не до разговоров. Открыла бабушка поскорее пять больших корчаг, из глины сделанных, велела сестрам спрятаться. А пеструю собачку в топке схоронила, больше негде. Только они попрятались, медведь-оборотень заявился.
Вошел, носом водит, принюхивается:
— Пых-пых, что за дух?
Отвечает ему старуха:
— Может, это у меня ноги так пахнут?
— Пых-пых, не ноги.
— Может, это от тебя кровью свежей пахнет?
— Пых-пых, не кровью!
Бегает медведь по пещере, по углам шарит. Подошел к глиняным корчагам, хотел открыть да заглянуть. Испугалась старая, сердце запрыгало, удержать его — силенки не хватит, дорогу загородить — смелости недостает: «Плохо дело! Загубит он бедных девушек». Вдруг из топки собачка выскочила, вперед кинулась, тявкнула, хвать медведя за ногу. Обернулся медведь, пнул собачонку и говорит:
— Чую я дух чужой, а это паршивой собачонкой пахнет!
Говорит ему тут старуха:
— Уж и не знаю, что за собачка такая приблудная, гнала я ее, гнала, не уходит.
— А ты привяжи ее, коли человека завтра не задеру, собачку съем.
— И то верно. А сейчас спать ложись. Время позднее.
— Жарко, пойду на холодный кан лягу.
— А ты посмотри, какой ветер дует, с полуночи холодать начнет, ложись-ка лучше на теплый кан.
Послушался медведь старуху, залез в котел, захрапел. Открыла тут старуха тихонько корчаги глиняные, выпустила девушек. Дин-чжэр с Шоу-чжор валуны тяжелые притащили, на крышку котла положили, не сдвинешь теперь крышку с места. Цзе-чжир с Эр-чжур сухого хворосту натаскали, стали в печи огонь разводить. А Хэ-бор что есть мочи кузнечный мех растягивает: пай-да! Пай-да! Мех пыхтит, пламя котел лижет — жарче, горячее, жарче, горячее!
Проснулся медведь да как заревет:
— Жа-жа-жарко! Гр-гр-горячо!
Отвечают ему сестры:
— А ты не реви! Теплее — спать слаще!
— Ай-я! Жарко! Всю шерсть мне спалили!
— А ты не кричи! Шерсть медвежья что шуба. Старую скинешь — новую наденешь!
— Ай-я! Жарко! Всю кожу мне сожгли!
— А ты не реви! Кожа медвежья что платье! Старое скинешь — новое наденешь!
Так злого медведя-оборотня живьем в котле и зажарили.
Наступило утро. Тревожатся сестры. Сердце у них — море бурное. Домой воротиться — там отчим злой, весь век маяться будешь. Не воротиться — тоска по матушке родной изведет.
Видит старая — загрустили, закручинились девушки, и говорит:
— Чего только на этой горе нет — и тыквы, и яблоки, и овощи разные, и травы целебные, и зерно — все тут растет. Мне, старой, тоже голову приклонить негде. Может, останетесь? Вместе жить будем.
И остались пятеро сестер на горе жить. Как изжарили они медведя-оборотня — спокойно на горе стало. В любви да согласии живут девушки со старухой, друг дружке во всем помогают.