Читаем Китайский массаж полностью

Как и все массажисты, Ша Фумин и Чжан Цзунци жили в Шанхае жизнью наёмных рабочих. Тот Шанхай, который называют «территорией иностранцев», к ним не имел ни малейшего отношения. Для них Шанхай сводился к двум кроватям: одна кровать стояла в массажном салоне и давала им пропитание, а вторая стояла в общежитии — и здесь проходила вся остальная жизнь. С кроватью в салоне ещё надо было управиться да потрудиться хорошенько. Но по-настоящему Ша Фумин всё-таки боялся кровати в комнате общежития. Его кровать стояла в малюсенькой комнатёнке площадью в тринадцать квадратных метрах. На тринадцати квадратных метрах были вплотную впихнуты восемь кроватей. Если хорошенько подумать, то восемь кроватей в пересчёте даёт восемь мужчин. Восемь мужчин теснились здесь, но, как ни странно, пахло тут вовсе не мужчинами и даже вообще не людьми. Это была смесь низкосортного алкоголя, низкосортного табака, низкосортной зубной пасты, низкосортного мыла, высококачественных потных ног, подмышек и даже высококачественных экскрементов. Все эти составляющие смешивались воедино, создавая запах, от которого кружилась голова, особый запах, запах работы по найму вдали от родных мест.

Ша Фумин и Чжан Цзунци жили в одной комнате. Ша Фумин спал на верхнем ярусе кровати, Чжан Цзунци тоже. Друг напротив друга. Обычно они мало разговаривали. Но потом наступил день, когда они стали чаще общаться: их соседи про кровати, занимавшие нижние ярусы, одновременно завели себе подружек.

У соседей появились подружки — событие радостное, можно и отметить, хотя, разумеется, это их личное дело. Однако оба соседа «снизу» внезапно сделали нечто из ряда вон выходящее — одновременно оставили своих подружек на ночь. Они оторвали несколько кусков ткани и прикрепили их канцелярскими скрепками к каркасу кровати, отгородившись с трёх сторон — в итоге получилось замкнутое личное пространство. Скажем прямо, в этом закутке они вели себя сдержанно и пристойно, и за всю ночь оттуда не раздалось не единого неподобающего звука. За это им большое спасибо. Вот только кое-что соседи «снизу» всё же упустили из виду: как они ни старались, но могли контролировать только звуки, а вот простые движения тел — нет. Они двигались — кровать качалась. В итоге верхний ярус тоже трясся, даже сильнее, чем нижний. Ша Фумин лежал наверху, Чжан Цзунци тоже лежал наверху, и их тела из ничего обрели ритм. Этот ритм был беззвучным, размеренным, безотносительным, хотя и чреватым последствиями, не на жизнь, на смерть. А им оставалось лишь лежать как ни в чём не бывало, испытывая при этом возбуждение.

Вот так Ша Фумин и Чжан Цзунци подружились. Они тайком ругались, матерились и жаловались. Как говорится, те, кто страдает от одной болезни, сочувствуют друг другу. Правда, они не болели, были товарищами не по несчастью, а по эрекции. Это преступление не все могут вынести. Другие люди их не поймут, а они друг друга понимали. У них были общие страдания, общая досада, общее томление, общая тоска, общее стремление уйти от насмешек. Они могли лишь утешать друг друга сообща. Быстро нашлась и общая мечта — ах, как было бы хорошо иметь собственную квартиру! Как можно получить «собственную» квартиру? На этот вопрос есть один-единственный ответ — самому стать начальником.

Можно с уверенностью утверждать, что дружба Ша Фумина и Чжан Цзунци проверена в беде. Они вместе вырвались из огня, рискуя жизнью. Без прикрас. Они возненавидели работу по найму до ужаса, иными словами, всей душой захотели стать начальниками. Обретя общее горячее желание, они решили объединить капиталы и досрочно вступить в ряды начальников. Ша Фумин сказал:

— Твоя половина — моя половина. Имя я тоже придумал, давай назовём «Массажный салон Ша Цзунци». Вот только в Шанхае помещения очень дорогие. Давай знаешь что сделаем? Поедем в Нанкин! Бизнес он везде бизнес.

Ша Фумин отреагировал мгновенно. Он взял Чжан Цзунци в Нанкин. Почему именно «взял»? Причина проста: Нанкин — наполовину родина Ша Фумина, его генеральный штаб. Чжан Цзунци не имел к Нанкину никакого отношения, его родиной был маленький городок на срединной равнине, но нельзя же открывать массажный салон в захолустье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза