Китайский проезд

– Да у нас все готово! Просто военные заводы бастуют и поэтому нет кевлара… – пытался оправдаться Болотников, без своих телохранителей он чувствовал себя пигмеем рядом с этим громилой.

– Нас это не ебет, – ответил Амадео, множественным числом местоимения давая еще раз понять, какая сила стоит за ним. – Заплати, и мы пошлем тебе сколько угодно кевлара и все что угодно.

Болотников вдруг замер на месте.

– Что? – спросил Джонсон.

– Кажется, у меня идея… – Светлые глазки Болотникова вдруг ожили за стеклами его очков, его осенило, как он может одним ударом спасти и себя, и Кремль. Решительно шагнув к Джонсону, он спросил: – Вы действительно можете достать все что угодно? Твои люди, я имею в виду…

– Что тебе нужно?

– Доллары. Фальшивые, конечно.

Джонсон усмехнулся:

– Сколько?

– Сто миллионов.

Теперь настала очередь оторопеть Джонсону.

– Ты шутишь! Что ты будешь делать со ста миллионами фальшивых денег?

– Можете или нет? – требовательно спросил Болотников.

– Ну-у, это зависит от качества…

– Качество не имеет значения! Пусть хоть явная липа. Главное – срочно! Идем сюда, я угощаю! – И Болотников показал на ближайшее кафе.

60

Белый «Мерседес-600» Болотникова летел по первомайской Москве, украшенной немыслимым количеством гигантских настенных панно с портретами президента и мэра города, которые пожимали друг другу руки в знак взаимной поддержки на выборах. И такие же плакаты были укреплены на каждом фонарном столбе и афишной тумбе. Даже в Пекине во времена культурной революции не было такого количества портретов Великого кормчего.

– Сколько стоит это удовольствие? – спросил Брух.

– Не важно! Зачем тебе? – отмахнулся Болотников, он был в каком-то нервном напряжении.

– Йоп-тать! – возмутился Брух. – На мои деньги сделано, а мне и знать нельзя? Зю Ган назвал эти фото знаешь как? «Москва прощается с Ель Тзыным!»

– Ничего, он уже дошутился! Его спонсоры парализованы налоговой инспекцией, их счета под контролем Центробанка. Видишь – ни одного его плаката или портрета…

Машина остановилась у зоопарка на Красной Пресне.

– Но Ле Бедь на плаву. – Брух, выходя из машины, указал на небольшой плакат с портретом генерала Ле Бедя и лозунгом «ЧЕСТЬ И ПОРЯДОК».

– Да. Пока он работает на нас – отнимает голоса у Зю Гана и Жирика, – объяснил Болотников, подходя с Брухом к воротам зоопарка. – Все посчитано, старик!

– Но у штаба опять ни копья! Вы там деньги вместо икры жрете, что ли?

– Не физди! – огрызнулся Болотников. – Без тебя разберемся!

Брух подошел к контролерше в воротах зоопарка.

– Мы зайдем на минуту, сына забрать.

– Еще чего! Билеты! – грубо ответила та.

Но Брух уже увидел Робина и своего сына Марика – они стояли у боковой аллеи подле тележки мороженщицы, Марик угощал Робина московским эскимо.

– Марик! Робин! – крикнул им Брух.

– Папа, можно мы еще побудем? – подбежал Марик. – Я хочу страусов покормить!

– Нет, поехали. Я покажу тебе кое-что интересней.

– Что? – загорелись глаза у мальчишки.

Машина долго шла вдоль глухого зеленого забора, а когда он кончился, свернула с загородного шоссе на пыльную грунтовую дорогу и – опять вдоль забора – покатила к кирпичной будке КПП. Здесь, у выцветшего шлагбаума, загорали два солдата охраны, слушали по транзистору Малинина. За ними, вдали, на Чкаловский военный аэродром заходил на посадку зеленый армейский «Ми-28».

Водитель «мерседеса» подъехал вплотную к шлагбауму, опустил стекло в своей двери, но солдаты-охранники только лениво скосили глаза. Один из них сплюнул и сказал:

– Зенки протри, папаша! Запретная зона!

– Ты, зелень вонючая! – обозлился шофер. – Подними жопу и позови командира!

Солдат оценивающе посмотрел на шофера и на сидящего рядом с ним Марика, жевавшего жвачку. И вдруг спросил:

– А жвачку дашь?

Впрочем, изнутри «запретки» уже на рысях выскочил коротконогий и заспанный толстяк подполковник, закричал солдатам:

– Открывай! Открывай, мать вашу в селедку! Армия называется!

Солдаты стали лениво отвязывать журавль шлагбаума, подполковник заглянул в машину и угодливо сказал Болотникову:

– Извините, что не встретил, Юрий Андреич! Совершенно запарился!

– Ладно, садитесь вперед, – показал ему Болотников на переднее сиденье.

– Слушаюсь!

Машина, приняв подполковника, проехала ворота, Марик крикнул: «Лови!» – и через окно выбросил солдатам пачку жевательной резинки.

И минуту спустя Робин понял, куда они попали – на гигантское, как Централ-парк в Нью-Йорке или Измайловский парк в Москве, кладбище боевых вертолетов. Крошечные, как цикады, «Ка-25» и «Ка-27», транспортные гиганты «Ми-6» и «Ми-26», средние, двадцатиметровые в длину «Ми-8» и «Ми-24» – утопающие в бурьяне, покосившиеся, вросшие своими шасси в землю, с согнутыми или надломленными лопастями винтов, с выбитыми, или, точнее, раскуроченными, стеклами в пилотских кабинах, со сбитыми замками боевых пулеметов – они представляли странное, почти мистическое зрелище. Словно стадо бизонов, неожиданно пораженное смертельной болезнью и рухнувшее в грязь, в траву и крапиву.

– Папа! Папа! – закричал Марик. – Можно я в этот залезу? Он совсем целый!