Китайский проезд

Но он собирался удивить их и впервые за пять лет своего президентства выполнить свое крепкое слово.

34

– У вас багаж – больше тридцати кило! За каждое кило перевеса – процент от стоимости билета! – сказала дежурная хабаровского аэропорта.

Александра захлопала глазами, соображая: билет от Хабаровска до Москвы – миллион шестьсот тысяч рублей и, следовательно, за каждое «кило перевеса» – сколько? Шестнадцать тысяч? Или сто шестьдесят?

– Но мы уже платили за багаж на Камчатке! – напомнила ей по-английски двухсоткилограммовая Лэсли Голдман. За две недели поездок по стране и ежедневных восьмичасовых интервью русских «фокус-групп» американцы поразительно быстро научились улавливать смысл почти любой русской фразы.

– Здесь другая авиакомпания, – объяснила дежурная, когда Александра сказала, что они уже платили за багаж в Петропавловске, а здесь, в Хабаровске, у них просто пересадка. – У вас двадцать кило перевеса, триста двадцать тысяч рублей. Будете платить или я вас снимаю с рейса?

– We’ll pay! Плат-ить! – сказал Патрик Браун, спиной и локтями сдерживая напор толпы пассажиров, скопившихся в хабаровском аэропорту за пять дней нелетной погоды. В своих светлых надутых куртках и таких же сапогах он и Лэсли Голдман выглядели заморскими пингвинами среди этой толпы сибирских лесорубов, нефтяников, толкачей, челноков и старателей, одетых в кожухи, меховые полушубки и китайские ватные куртки.

Александра нехотя отсчитала триста двадцать тысяч рублей, это были последние командировочные деньги, и ей жаль было тратить их на перевозку дурацких сувениров, которые американцы тащили с собой с Курильских островов и Камчатки – огромные, как слоновьи уши, ракушки, сушеная морская капуста и в бутылках из-под кока-колы – «живая вода» из Долины гейзеров.

– Может, хоть ракушки оставим? – спросила она у Лэсли.

– Ни за что! – сказал Браун.

И только после проверки паспортов, когда обнаружилось, что весь этот багаж им придется самим тащить в самолет, американцы приуныли:

– Oh, God! Неужели тут нет грузчиков?

– В нашей стране еще нет слуг, мы только что из коммунизма! – усмехнулась Александра и следом за остальными пассажирами волоком потащила свою сумку по заледенелому летному полю к стоявшему вдали «Ту-154».

– Shit! – сказал Браун и последовал ее примеру.

– Fucking Siberia! – И Лэсли Голдман вытащила из своей сумки килограммов десять ракушек и оставила их в снежном сугробе.

Пряча носы и уши от морозной сибирской метели, пассажиры наперегонки спешили к самолету, тащили, отталкивая друг друга, по высокому трапу свои чемоданы и сумки и спешно занимали места в самолете. Американцы, которые за две недели усвоили уже и эту систему посадки в русские автобусы, поезда и самолеты, запыхавшись и с выпученными глазами, плюхнулись на последние свободные кресла – Лэсли Голдман и Браун в двенадцатом ряду, а Александра напротив них и через ряд – в четырнадцатом. Только теперь, в самолете, они почувствовали, как устали от этой поездки! Но слава Богу – все, они провели сорок шесть интервью «фокус-групп» по всему Дальнему Востоку России и побывали даже у пограничников на военных кораблях, которые до сих пор носят имена коммунистических идолов – «Феликс Дзержинский» и «Сергей Киров». Как объяснили им офицеры, всего два года назад пограничные войска были элитой КГБ, и ни у кого из них нет охоты расставаться ни с этим статусом, ни с этими «славными» названиями, ни с портретами Дзержинского, которые висят во всех казармах, где они побывали.

После двухнедельного постоя в суровых сибирских гостиницах и бессонных сражений с их клопами, злее которых только старые коммунистки без пенсии, Александра, Лэсли и Патрик мечтали об одном – долететь до Москвы и влезть под горячий душ в «Президент-отеле»…

Взревели двигатели за иллюминатором. Стюардесса понесла по проходу блюдо с карамельками – этот милый обычай ясельного возраста авиации еще тоже сохранился в России.

– Просьба пристегнуть привязные ремни и воздержаться от курения!