Он был рад, что развязался с проклятым философским камнем. Август требовал теперь не золота, а фарфора.
Бётгер и Чирнхауз плавили пробы глин. Зажигательные зеркала сверкали на солнце с восхода до заката.
Работы было по горло. Надо было найти хорошую огнеупорную глину, из которой можно было бы делать круглые коробки — капсели, как их называли, для посуды. Ее нашли.
Надо было придумать новые печи для обжига посуды. Их строили в Альбрехтсбурге.
Надо было научить рабочих точить посуду — за это взялся мастер Эггебрехт.
Бётгер не спал по трое суток. Его помощники засыпали, стоя у печей.
Он не мог оторваться от милой работы.
Красная посуда
Король Август и Фюрстенберг приехали в Альбрехтсбург.
В подземелье при свете факелов Бётгер и его рабочие вынимали глину и кирпичи, которыми было заложено отверстие большой печи. Это был первый обжиг красной посуды. Печь топили пять дней, потом она остывала трое суток.
Король хотел видеть, как посуда выйдет из печи. У Бётгера дрожали руки от нетерпения, он яростно отбрасывал кирпичи, заглядывая в темное отверстие печи.
«Что там в капселях? Настоящая красная посуда или, может быть, одни бесформенные черепки?»
У него пересохло во рту.
Вот последний кирпич отброшен. Бётгер вынимает шершавую капселю и открывает ее.
На ее дне стоят хорошенькие красные чашки. Ни одна не лопнула, ни одна не погнулась в печи, — они твердые и звонкие. От них струится теплота, как от живого тела.
Август и Фюрстенберг рассматривают чашки, — они довольны.
Бётгер велит принести ведро с холодной водой. Он вынимает чашку из середины печи, еще совсем горячую, и окунает ее в холодную воду. Если чашка лопнет… Но она не лопается; она такая же твердая и звонкая, только от воды заблестела и стала еще красивее.
— Настоящий фарфор! — говорит Фюрстенберг.
— Да! — отвечает ему чашка чистым звоном.
Победа
Когда красная посуда выходила из обжига, она была не блестящая, а матовая. Зато ее можно было полировать и гранить, как драгоценный камень. Тогда она блестела. Ее можно было расписывать золотом и разными красками. Бётгер составил черную глазурь. Он делал красивые черные вазы и расписывал их серебром.
Фабрика выпускала не только чашки, тарелки, кувшины и вазы, но и маленькие лепные фигурки.
Прежде всего сделали статуэтку самого Августа. Эта фигурка сохранилась до сих пор. Август стоит одетый в латы, плащ его развевается, голова гордо откинута, брови нахмурены. Так и кажется, что он сейчас потребует, чтобы вы сварили ему золота, или отправит вас на виселицу.
Еще делали из глины смешных человечков — паяцов и карликов.
На пасхальной ярмарке в Дрездене богатые купцы и дамы в кружевах наперебой покупали посуду и фигурки из красного бётгеровского фарфора.
Слава о нем пошла по всей Германии.
Смерть Чирнхауза
Дело двигалось, фабрика работала. Чирнхауз и Бётгер придумывали вместе, как бы сделать белую фарфоровую посуду.
Неожиданно Чирнхауз заболел и умер. Умирая, он шептал: «Победа, победа!» — потому что каждый день приносил маленькой фабрике какое-нибудь открытие.
Каждый день Бётгер с сияющими глазами показывал своему другу и учителю новую посуду, то черную глазурованную, то красную, отполированную новым способом. Они вместе обсуждали, как сделать, чтобы на глазури не было трещинок, и как составить настоящие китайские краски, которые обжигались бы в огне и не смывались водой.
Но Чирнхауз умер, и работа остановилась. Бётгер заперся в своей комнате и загрустил. Он совсем забросил фабрику. Мастера работали без него. Дни и недели не приносили с собой ничего нового.
«Надо продолжать работу», писал Фюрстенберг безутешному химику, а Бётгер писал в ответ: «Я не могу одолеть моего горя, лишившись высокого и любимого друга».
Иногда Бётгер подходил к полочке у стены и брал в руки маленький бокальчик. Этот бокальчик сделал Чирнхауз из какой-то беловатой глины и завещал его Бётгеру. Бокальчик был мутно-прозрачный, похожий на стекло, а стенки у него были кривые и помятые.
Вздохнув, Бётгер ставил его на полку. Нет, это не похоже на китайскую белую посуду. Но если бы Чирнхауз был жив, если бы им работать, как прежде, вместе, — они наверное разгадали бы китайский секрет!
Они нашли бы такую белую глину, которая выходила бы из огня белой и твердой, а не мутной и помятой, как этот бокальчик.
Бётгер бросался на кровать и закрывал глаза. Он тосковал.
Пудреный парик
Придворный лакей, с гербом Августа на ливрее, передал Бётгеру записку из дворца. Король желает поговорить с директором фабрики. Король ждет его в своем кабинете в полдень; он хочет знать, какую новую посуду сделал Бётгер за последний месяц.
Никакой новой посуды не было.
Бётгер сидел в кресле и равнодушно смотрел в окно. Там, над башнями Альбрехтсбурга, поднимался дым из обжигательных печей.
Придворный парикмахер Френцль, подпрыгивая и напевая, пудрил Бётгеру высокий кудрявый парик, в котором химик должен был явиться на прием к королю.