Китайское солнце

If you not surf here, don't develop here. Первое имя, точнее то, с которого начинается иная игра, имен собственных, ничего не имеющих в собственности — Paulina Reage. С упомянутой выше "исповедью" вообще не имеет ничего общего. Хотя, это как еще посмотреть. Интересна другая деталь, — пишет он в следующем письме — ровно десять лет тому, в часе лета отсюда я впервые прочел ее роман. Он стоил мне двух бутылок Willa Forest, дикого скандала по телефону и разочарования в Шкловском.

Сейчас, когда я пишу это, ей, если верить свидетельствам, 89 лет. Нет — восемьдесят девять лет. Я хочу, чтобы она жила. Мне кажется, что она что-то должна мне вернуть. За ней числится невнятный, но все же, скажем так, долг. Впрочем, неизвестно, как к ней попало то, что ей надлежит возвратить? Описывает ли термин "тавтология" некие закономерности, процесс? Незаметно и постепенно ей было отказано — я уже останавливался на этом, но прошу не упускать это обстоятельство из вида — в спрашивании о собственной природе, равно как о пределах предания (книги), то есть об одной из тотальных форм, предлагающих существование миру вне какой-бы то ни было "картины"…

— Понимаете, — говорит Турецкий. — В этом месте я совершенно перестаю что-либо понимать.

— Не останавливайтесь, не то перестанете вообще понимать. Не спорю, это место действительно кажется темным, что на деле объясняется его принадлежностью к другому эпизоду. А если вы хотите знать мое мнение, — продолжает о. Лоб, — то на вашем месте я бы так не сокрушался.

Так ведь вам нужно что-то определенное? Не так ли? Вы ведь не просто взяли и пришли сюда поболтать со стариком…

— Помилуйте, какой вы старик!

— …чтобы посетовать на некоторые неясности, темноты, с которыми вам довелось встретиться при чтении? Нет, вам очевидно нужно другое… А если я, быть может, ошибаюсь, поправьте меня. Идет?

— Чепуха какая! Хорошо… вы знаете, ну, никак не возьму в толк, зачем он ее ищет?

— Кого ее?

— Ну, ведь мы постоянно сталкиваемся… с чем-то похожим скорее на какую-то тень, которую он пытается поймать.

— Ну и что?

— Скажите, вот, в первый раз он уехал в начале восьмидесятых… Да? Точнее в начале сентября 79 года. Согласитесь, что выехать в ту пору, вот так, просто, по своим личным, скажем, делам было делом очень непростым, да что там! — полностью безнадежным. Как же получилось, что будучи, если я не ошибаюсь, человеком негосударственным, человеком сомнительной лояльности, он уезжает почти на полгода. Интересно другое. Знаете, у меня много знакомых в Финляндии, естественно образовались, когда мы начали заниматься лесом еще в самом начале… Так я справлялся у них, а они, конечно, в свой черед у других, — доводилось ли кому встречаться с ним в Хельсинки. Посудите сами, тогда там русских было не так уж и много! По пальцам…

— И что ваши знакомые?

— Да вроде никто его там не видел. Не было такого. Понимаете?

— А где же он был?

— Вот это мне и любопытно. А затем, тотчас по возвращении, поездка в Италию.

— И там вашим знакомым тоже не удалось видеть?

Турецкий промолчал. Подозвал официантку и попросил принести два пива. Посмотрел вслед и произнес:

— Замечательное место. Отличное! Кого нужно, всегда здесь встретишь.

— У вас какая-то чисто русская тоска по встречам, — заметил о. Лоб.

— Наверное, хотя я еврей… а помните, у него был приятель детства, или юности, звали его Карловский? Не знаете, что с ним сталось?

— Что-то не могу представить, — ответил о. Лоб. — Не знаю, не знаю. Может, и был. Почему не быть? В детстве много чего было. У меня, например, в детстве была коза. Сколько прошло с тех пор! Скажите, Турецкий, а о приятеле вы тоже где-то вычитали? Ладно, мы уже и так потеряли много времени. Вернемся к вашему роману. Откровенно говоря, там тоже не мало мест, которые нуждаются в прояснении.

— Значит вы согласны, что здесь очень многое неясно, а может, и специально напутано?

— Так-так… — говорит о. Лоб, открывая папку, — Вот и псевдоним, который вы избрали, меня, мягко говоря, настораживает.

— Это не псевдоним, это фамилия моей матери.

— Допустим… — о. Лоб напялил очки. — Кстати, если я верно понимаю, это ваша первая книга?

— Как вам сказать, не такие, конечно, как эта… но были. За границей…