Китаист

– Профессор Нойман, – на сей раз модератор не сплоховал, наоборот, изловчился, поймав возмутителя спокойствия на карандаш. – Видит Бог, мы уважаем ваши научные заслуги, но откуда миллионы? В сов-русском есть прекрасная пословица: ради красного словца не пожалеет и отца.

– Сталин не отец. Кровавый палач!

– Наберитесь терпения. В свое время вам будет предоставлено слово для ответной реплики.

Почуяв поддержку, Нагой приосанился и расправил плечи:

– Скажу больше. До сего дня считалось, будто Иосиф Виссарионович умер от апоплексического удара, однако последние пять лет в среде передовых советских ученых крепла уверенность: Иосиф Сталин не умер…

Жив, жив? – внутренний голосок чирикнул и смолк – как птица, на которую набросили черную тряпку.

Как оказалось, в немое изумление впал не он один. Модератор воздел карандаш, орудие академического принуждения, да так и остался: вполоборота к докладчику с приоткрытым ртом.

– В действительности, теперь это вполне и бесповоротно доказано, его уничтожила группа заговорщиков из числа высокопоставленных военных.

В аудитории установилась плотная тишина. Советский профессор рассказывал о событиях 20 февраля 1946 года. В подземный бункер Верховного главнокомандующего вошла группа высших офицеров – заговорщиков, как выяснилось позже. Докладчик огласил их списком. Он запомнил Тухачевского, Якира и, кажется, Эйдельмана или Эйдемана – последнюю фамилию докладчик зажевал.

Ганс торопливо записывал в тетрадь. На мгновение отвлекшись от оглашаемых фактов, он скосил глаза: замыкающим в Гансовом списке стоял Ийдельман. «Еврейская фамилия. Пишется иначе. Потом скажу, поправлю…»

– Первоначально планировалось, что совещание начнется в 12:30, но Сталина что-то задержало. В зале заседаний он появился в 13:00. Заговорщикам удалось пронести портфель с двумя пакетами взрывчатки и тремя химическими детонаторами. Для тех, кто не слишком разбирается в химии, поясню: чтобы бомба этого типа взорвалась, требуется разбить стеклянную ампулу – кислота разъедает проволоку, высвобождая боек. Детонатор срабатывает через десять минут. Плюс-минус две секунды. Взрыв раздался в 13:20. Из чего следует, что ампулу перекусили плоскогубцами приблизительно в 13:10.

Пятеро, среди них товарищ Сталин, погибли на месте. Семеро, включая тяжело раненного Уборевича, выжили. Спустя неделю все они были расстреляны. «12:30, 13:00, 13:10, – в голове щелкали цифры, точно кто-то вертел ручку арифмометра. – Не кто-то, – он понял, кто, придумал эту нелепую историю. – Наши. Дезинформаторы. Ребята из отдела „Д“».

– Ферцайн зи, – самоварным золотом блеснула оправа: модератор снял очки. – Вы сказали – все. Но… неделя? Не слишком ли ничтожный срок, чтобы провести полноценное расследование. Кто-то из этих… м-м-м… людей мог ничего не знать.

Надбровные дуги Нагого поползли вверх:

– Что значит – не знать! Вина доказана поименно. О чем неопровержимо свидетельствует вещественное доказательство, приобщенное к делу. Прошу, – профессор вынул из папки белый лист и протянул модератору. Тот раскрыл очечник, достал черную бархотку – прежде чем водрузить обратно на нос, тщательно протер очки.

Аудитория затаила дыхание.

– Так-так… Ну что ж… Это меняет дело, – модератор вышел из-за стола и передал лист крайнему в первом ряду.

«Что там? Признания? Чьи? Или тоже дезинформация?» – он терялся в догадках.

Белый лист плыл как носилки, которые передают из рук в руки: на них лежал человек – мумия, закутанная в белые простыни. «Уборевич… Тяжело раненный, расстреляны…» – он закрыл глаза, лишь бы не видеть, как носилки подносят к стене. Ставят вертикально. Безгласная мумия, будто ей рот заклеили, извивалась под пеленами в тщетной попытке вырваться на свободу. Пли! – полыхнула отрывистая команда. Белый мешок с красными прорехами пронзила длинная судорога. Спеленатый дернулся и уронил голову на грудь…

Тут его толкнули в бок. Страшный мешок исчез, словно засветили пленку. Ганс протянул лист. Он глянул с опаской, но в тот же миг от сердца отлегло: никакие не носилки – что он такое выдумал! – на фотографии были представлены плоскогубцы. Стальные, с красными ручками.

– Дак чо, пытали их, што ли? – Ганс закрыл тетрадь.

– Не говори глупости! – он возразил вполголоса, так, чтобы не слышали соседи. – Сказали тебе – ампулу перекусывали! – и уловил слабый запах кислоты, разъедающей провода.

– Мало ли што сказали! – Ганс нахмурился.

– Внимательно изучив плоскогубцы, найденные на месте преступления, следствие обнаружило отпечатки пальцев всех без исключения участников. Кроме, естественно, товарища Сталина…

По аудитории, как дуновение ветра, пронесся легкий шум.

– Штилле! Штилле битте! Прошу тишины! – модератор стучал по столу пустым очешником.

– Дак чо? Хором што ли перекусывали? – голос из заднего ряда спросил насмешливо.

– Отнюдь, – Нагой растянул губы в вежливой улыбке. – Однако мне понятен ваш вопрос. Мы, советские историки, им тоже задались.

– Ну? И чо решили? Модератор покачал головой укоризненно.