Китеж. Сборник фантастики

Со всех остальных станций людей немедленно эвакуировали. В результате тщательно проведенного расследования взору Генерального Директората Ассоциации “Полимир” предстала поразительная картина: о накапливающихся изменениях, напряжениях Континуума было давным-давно известно целому ряду крупнейших нуль — физиков и эксплуатационщиков. Но они, обуреваемые натуральным исследовательским безумием, стремясь познавать миры любой ценой, скрыли от мировой общественности истинное положение вещей. Цена безумия оказалась слишком высокой. И тогда началась калейдоскопическая череда отставок, самоизгнаний и даже самоубийств.

Теперь вы навсегда лишены возможности посещать параллельные миры. Генеральным Директоратом установлен жесточайший порог риска. Любые сколько-нибудь существенные объемы земного пространства запрещено перемещать в чужие Вселенные. И сейчас в мирах “правой и левой руки” такими, как я, создаются из местных материалов убогие автоматические станции слежения, направляющие на Землю разрозненную и поверхностную телеметрию. Это все. Вся нынешняя наука…

Нас, роботов и андроидов, пока что охотно посылают в миры. Нами рисковать допустимо. Впрочем, до сих пор ни с кем из нас ничего дурного не приключилось. Опасности чужеродной среды мы переносим превосходно — не в пример вам, болезным.

Теперь дальше… Станции слежения зафиксировали в трех мирах Правой руки некие странные, прямо-таки необъяснимые с позиций логики события. Остается предположить, что все они — следствие применения аборигенами каких-то механизмов, приборов или веществ с “Иоганна Кеплера” — предметов, не соответствующих уровню и направленности развития этих миров. Конечно, может статься, дело совсем в другом. Но мы обязаны проверить такую возможность. Ведь обломки станции, затерявшиеся где-то в мирах, — непреложный факт. И Генеральный Директорат отдал приказ: обнаружить их и во что бы то ни стало уничтожить.

Вот это, в общем-то, и все. Сегодня четверг, пятнадцатое октября. Я уже совершенно готов к употреблению. Вам осталось взять консервный нож и вскрыть банку… Ха-ха! Виктор иногда нехорошо шутит, но мне эти шутки нравятся. Они отражают мое видение мира. Ведь я — только потенциально слепок с донора, а кинетически — в значительной степени гражданин Ступин и все другие мои учителя. Но Виктор Ступин — в первую очередь.

* * *

В это туманное, какое-то скользкое даже утро я обязан был получить на космодроме последние наставления и вылететь на “Трамплин”, где меня дожидался нуль-транспортник. Я, конечно же, могу быть пунктуальным (часы всегда тикают во мне), но не хочу. Должен же я хоть чем-то отличаться от себе подобных. Я тоже хочу иметь свои слабости. Ведь человек, как я давным-давно понял, только слабостями своими и выделяется в животном мире.

Итак, я пришел с трехминутным опозданием. Открытая всем ветрам обзорная площадка, где обычно толпятся встречающие и провожающие, на сей раз была пустынна. Виктор Ступин, как видно, уже давненько дожидался меня. Он поеживался при порывах ветра, который разгонялся над равниной летного поля и время от времени отчаянно бросался на штурм здания космовокзала. Новомодная тонюсенькая курточка Учителя ничуть не спасала, а ведь я прекрасно помню грандиозную рекламу этого чудо-материала. Люди любят словесную трескотню.

Виктор обернулся, глаза его смотрели с укоризной. Он вытащил из кармана руку и выразительно постучал по часам. Я хотел было ограничиться разведением рук, потом все же пояснил:

— Опоздал поезд. — Это была наша старая шутка.

— Вакуум в туннеле что-то загустел, — кивнул Виктор, и тут же укоризненные огоньки погасли. — К делу, Иван Иваныч. Последнюю телеметрию ты сейчас увидишь. Компьютер всего час назад выделил ее из пленок высотного облета. Телезонд заснял каким-то чудом.

Он раскрыл ладонь, и на ней заплясало чуть размытое цветное изображение. Цепочка десантных кабин, растянувшаяся по небосклону, на мгновение замерла в воздухе. Напряглась, пружиня в восходящих воздушных потоках. Потом парашютные стропы начали рваться, шелк затрещал и пополз. Почувствовав свободу, кабины закувыркались и стремительно понеслись к Земле. И ее упругая от ночной прохлады грудь приняла их, расцветя на мгновение красновато-желтыми вспышками взрывов. Изображение погасло.

— Под впечатлением этих кадров Генеральные Директорат на экстренном заседании изменил формулировку твоей задачи: уничтожить обломок “Иоганна Кеплера” хотя бы и ценой жизни… Ты не ослышался.

— Бедный-пребедный андроид, — я криво усмехнулся. А перед глазами у меня все еще были несущиеся в огонь черные точки кабин.

— Не паясничай! — вспыхнув на секунду, прикрикнул Виктор. Дольше он на меня злиться не мог. — Твоя жизнь не менее ценна, чем моя.

— Это ты так считаешь. Впрочем, я даже дороже стою. Я ценнее тебя, Учитель, потому что оплачен не любовью, а безумными деньгами…

— Перестань! — Ступин сегодня был явно в расстроенных чувствах. — С такими мыслями нельзя лететь. Раньше я что-то не замечал за тобой пессимизма. Трусишь?