Китеж (сборник)

Состав был на месте. Турусов забрался в вагон, плотно задвинул за собой дверь и улегся на свою верхнюю полку. Теперь лишь бы услышать стук колес, лишь бы снова быть в движении. Лишь бы быть в пути, лишь бы уехать из этого красивого чужого Выборга, а куда — неважно. Надо только ехать и думать, что где-то впереди, может быть даже очень далеко впереди, ждет твой груз получатель, стареет, но все-таки ждет, и ты стареешь вместе с ним, но все еще живешь надеждой, что в этой жизни вы должны встретиться. И тогда он распишется в получении груза, и твой долг будет исполнен, а его долг только начнет исполняться, но и это уже будет началом большого пути вперед, к следующим поколениям.

* * *

Утром, когда спящий под стук колес Турусов грезил во сне покинутым Выборгом, дверь в вагоне медленно откатилась. Бесшумно вошли Леонид Михайлович и двое его подручных в своей бессменной униформе. Леонид Михайлович с включенным фонариком подошел к купе для сопровождающих и потормошил спящего.

— Эй, гражданин, приехали! Вставайте! — металлическим голосом произнес он.

Турусов, опухший со сна, медленно спустился и сел на нижнюю полку.

На него пристальным усталым взглядом смотрел уже давно знакомый человек в темном плаще и шляпе.

— Я — ровесник века, — с упреком заговорил он. — Ответьте мне, почему в свои тридцать семь лет я должен заниматься вашими делами? Почему я должен спать по два часа в сутки и неустанно следить, чтобы у вас, в далеком для меня будущем, был полный порядок? Неужели у вас некому доверять такие важные дела, как сопровождение этих вагонов? Мы же оставили вам общество, полностью очищенное от врагов!..

— Уйдите, — проговорил Турусов, тупо уставившись в прозрачные, словно без зрачков, глаза Леонида Михайловича. — Я и так уже остался один…

— Вы? Один?! — гость горько усмехнулся. — Зачем вам этот самообман? Вас давно уже нет! У вас был выбор еще до того, как вы стали сопровождающим. Вы выбрали второе, потому что за первое не платят. Так что вы не один. Вы — ноль! Но тем не менее нам придется забрать вас с собой. Может быть, мы еще и вернем вас сюда, — Леонид Михайлович оглянулся, ехидно улыбаясь, и обвел взглядом содержимое вагона. — Но, скорее всего, уже в другом качестве.

Он отошел к ящикам и, положив ладонь на самый большой из них, улыбнулся.

— Вот в каком качестве! — сказал он. — В качестве достояния Истории…

Двое подручных Леонида Михайловича вышли из темноты и стали по обе стороны Турусова, застегивающего серый ватник.

— Вашу накладную! — попросил Леонид Михайлович.

Получив бумагу, он пересчитал лежащие в другом углу ящики и остался доволен их сохранностью.

— Ну что, вы готовы? — нарочито вежливо спросил Леонид Михайлович. — Тогда вперед, гражданин бывший сопровождающий.

Они вышли на ходу, и стук колес затих. Но состав продолжал свой путь, путь от Трудного Прошлого к Светлому Будущему; и еще долго мерцающими огоньками освещал полупустой вагон примус, по инерции ползавший по полу и постоянно натыкавшийся на стоящий рядом чайник. А из соседнего вагона время от времени доносилось голодное лошадиное ржание.

1984–1987 гг.

Сезам, оворись!

Ричард Мэфсон Монтаж

Экран потемнел.

Старик изнемог. Небесный хор зазвучал с кинематографических небес. Среди медленно плывущих розовых облаков полилась песня: “Вечное мгновение”. Название совпадало с наименованием картины Зажегся свет Голоса резко оборвались, занавес опустился, помещение кинотеатра загудело, пластинка вновь заиграла “Вечное мгновение” Она выходила тиражом по восемьсот тысяч в месяц

Оуэн Краули остался сидеть в кресле, нога на ногу, небрежно скрестив руки. Вокруг — люди поднимались, потягивались, зевали, переговаривались, смеялись. Оуэн продолжал сидеть, уставившись на экран. Сидящая рядом с ним Кэрол встала, натягивая на себя шерстяную кофту Она мягко напевала вместе с пластинкой: “И мозг твои, как часы, отстукивает вечное мгновенье”.

Она помолчала.

— Милый?

Оуэн что-то буркнул.

— Пойдем? — спросила она.

Он вздохнул.

— Конечно

Сняв со спинки кресла пиджак, он пошел за ней, пробираясь к выходу, давя ботинками огрызки белых кукурузных палочек и обертки от конфет. У выхода Кэрол взяла его под руку.

— Ну? — спросила она. — Что ты думаешь?

На мгновение Оуэну показалось, что она надоедает ему этим вопросом уже в миллионный раз, что все время их знакомства они только и делают, что ходят в кино, не говоря уже о прочем глупом времяпрепровождении. Неужели они встретились два года, а обручились всего пять месяцев назад? У него было ощущение, что это продолжается целую вечность.

— Чего там думать? — сказал он. — Самое обычное кино.

— А я решила, что тебе понравится, — сказала Кэрол. — Ведь ты тоже писатель.

Он шел за ней по вестибюлю. Они вышли последними. В буфете потушили свет, автомат с газированной водой был отключен. Тишину нарушал лишь звук их шагов — сначала по мягкому ковру, а затем по каменным плиткам пола.

— В чем дело, Оуэн? — спросила Кэрол, когда они в молчании прошли весь квартал.

— Они меня бесят, — сказал он.

— Кто? — спросила Кэрол.