Я решительно выдохнул, быстро открыл дверь и, не глядя, ополовинил банку на всю площадку. Потом посмотрел. Ну что могу вам сказать? А-а…
– Апчхи-и… – сообщил мне всё тот же толстый рыжий кот, сдувая с носа соль, перец и специи.
– Ты чихнул. Не заболел ли, мой господин? – чисто из вежливости поинтересовалась кицунэ откуда-то из области кухни.
– Вряд ли.
– Ты обсыпал нэко солью?
– Да. Теперь он чихает.
– Тогда это не нэко, – логично решила Мияко.
Рыжий кот ещё раз недовольно чихнул и ушёл от нас на третий этаж. По-моему, он всё-таки немножко обиделся, но кто знает, кошачья душа потёмки, не хуже женской…
После обеда и зрелых размышлений мы пришли к выводу, что оба нуждаемся в эмоциональной разрядке. Меня посетила мысль сходить в кино, однако капризная лисичка, поморщив носик, предложила мне поискать более интеллектуальные развлечения. Посмотрев в Сети афиши нашего города, я отмёл концерт Сургановой с оркестром, но зато нашёл новую выставку в картинной галерее:
– Японская графика, частная коллекция «Весенние картинки». Это пойдёт?
– Обожаю старинные гравюры! Веди меня, Альёша-сан, мне жутко не терпится насладиться настоящим искусством!
До галереи имени Бориса Кустодиева добирались на такси, лисичка помалкивала всю дорогу, потому что я вовремя купил ей чупа-чупс. Ушки спрятаны под шапкой, хвоста не видно, тёмные очки на носу, волосы заплетены в две толстые косы – обычная девчонка на выгуле. Думаю, внешне она смотрелась, как моя очень младшая сестра, мне двадцать семь, ей тринадцать.
Водитель по пути следования пытался завязать со мной мужской разговор о непонятном стуке в руле. Я честно сказал, что ничего не понимаю в машинах. Тем не менее до самой остановки он продолжал докапываться – не так стучит, не должно стучать, вот на повороте, слышишь, может, рулевая тяга стучит, а вот у них раньше слесарь был, молодой парень, вот он сразу бы узнал, почему стук!
В конце концов Мияко выпустила пар из носика…
То, что мы доехали, расплатились и мужик отправился на своей машине дальше живым и невредимым, это, наверное, чудо. Большой плакат на стенах картинной галереи оповещал прохожих, что именно здесь, во флигеле, в отделе искусства Востока и Азии, проходит передвижная выставка «Сюнга – весенние картинки», любезно предоставленная гражданам России коллекционером Нико Нанелия.
– Идём?
– Конечно! – важно кивнула Мияко. – Пусть варвар хоть чуточку прикоснётся к высотам истинной культуры.
– Вообще-то мы и так проходили гравюры Хокусая в институте. Виды горы Фудзи и всё такое.
– Проходили?! Великое искусство нельзя «проходить», его надо долго изучать, наслаждаться, как хорошим чаем, впитывать душой и сердцем. Я буду тебе объяснять всё, что ты не поймёшь.
Ох, если б кто знал, чем это кончится…
Посетителей было немного. Мы честно купили билеты, прошли мимо строгой бабушки в очках, она оторвала корешки, и мы шагнули в относительно небольшой зал, где под мягким рассеянным светом длинных ламп на стенах и стендах висели длинные ряды раскрашенных японских гравюр.
Качество, конечно, было выше всяких похвал. Чисто с художественной точки зрения, Нанелия сделал городу нереальный подарок, позволив смотреть свою личную коллекцию.
Пояснительные надписи гласили, что тонкое искусство «весенних картинок» относится ещё к семнадцатому веку и пришло в Японию из Китая. Художники в произвольной, вольной и даже доходящей до абсурда манере, в интерьерах домов и на фоне пейзажей, изображали повседневную жизнь всех слоёв городского и сельского общества. В эротическом смысле…
– А-а-а! Куда ты меня притащил, глупый гайдзин?
– На выставку японской гравюры. Смотри, вот самурай и гейша, они заняты, мм…
– Я слишком маленькая кицунэ, чтобы на такое смотреть! А уж тем более читать твои мысли по этому поводу! Уведи меня отсюда, пока я не порвала тут всё в клочья, не разобрала этот дом греха по кирпичику, не поотрывала головы его почтенным служительницам, пиная их до самого Киото, как гнилую репу!
– Девушка, прекратите шуметь, – вбежала пожилая смотрительница. – Вы же в картинной галерее, это храм искусства!
– Это?! – окончательно взбеленилась Мияко, сбрасывая шапку и оскалив белоснежные клыки. – Да вы тут понавешали… такого… искусства! Вон она, в зелёном и синем, а он ей… тычет прямо в ухо… А вот тот, с двумя… одной сюда, другой туда! А она ему ногой… его уже тошнит, а ей всё нравится! Вот та, розовая, на которой лежит осьминог, он же ей все щупальца, во все… ай-яй-яй! А эти три голые… четыре голые дуры… один крестьянин с буйволом, которого он… И самурай с тигром… тигра-то за что?! А это, тьфу… что за пещера, в которую они… из которой они все… и входят и выходят?! Как это правильно по-русски… о, вспомнила, ПОХАБЕНЬ, мать вашу!!!
Мне удалось вывести красную от ярости лису до появления охраны. Двое полицейских подошли как раз в тот момент, когда мы уже выбегали из гардероба. Одеваться пришлось уже на улице, но зато я был рад, что дело не дошло до драки, иначе нашу парочку арестовали бы за убийство охранников и ритуальное поедание их сердец, а оно мне надо?