Китти. Мемуарная проза княжны Мещерской

Вернулись они, неся за спиной непомерную тяжесть. Мама не взяла ни одной вещи, которая бы представляла из себя материальную ценность. Она привезла легкий пакет, в котором лежало несколько дорогих ее сердцу портретов и фотографий; и здесь она осталась верна себе. Эту черту — благородство перед самой собой — я в ней обожала.

Зато с этого самого дня вся семья Зенкиных смотрела на нас с нескрываемым удивлением и возрастающим интересом, но все они сдержали слово, и о волшебной поездке никто ничего не узнал.

Надо признаться, что поездка в Петровское подействовала на маму губительно: несколько дней она ходила словно потерянная, однако со мной никакой откровенности себе не позволяла. Только однажды поздно ночью, когда обе мы не спали, а лежали с открытыми глазами молча, что часто с нами бывало, мама вдруг тихо позвала меня. Я сейчас же вскочила и забралась к ней на постель. Тогда она стала мне рассказывать.

Из Петровского дворца было уже все вывезено, местное население теперь вынимало из окон рамы вместе со стеклами. Больница снимала полы, и огромные длинные доски спускали на веревках прямо из зияющих пустых глазниц окон. Медная статуя Аполлона лежала в сарае больницы. Греческого бога распиливали на мелкие части, которые расплавляли и заделывали ими дыры в ваннах, котлах и кухонных кастрюлях больницы.

— Я не могу понять этого варварства, — говорила мама, — ведь из дворца они могли сделать театр, поскольку наверху была сцена и зрительный зал… Да и, в конце концов, из него бы вышел чудесный дом отдыха! Разбивают ценнейшие майоликовые печи, в которых жарили целых, подвешенных за ноги лосей… а наш музей, а библиотека, а ценный архив?..

Когда я заснула, то потом сквозь сон слышала, как мама тихо плакала.

Больше мы о Петровском никогда не говорили, и жизнь наша потекла по-прежнему. Летом Рублево украшалось близостью Москвы-реки, а времяпрепровождение расцвечивалось катанием на лодках. Кроме того, на летние каникулы школьников распускали, и у меня лично оставалась только работа с оркестром, игра в кино и иногда аккомпанемент тем или иным самодеятельным певцам.

Лето быстро промчалось, незаметно пришла осень, а за ней и зима.

Теперь, оборачиваясь назад к этим давно прошедшим временам, я вполне понимаю, что ни моя мать, ни я ни в коей мере не соответствовали тому положению, которое занимали. Если мама в прежней жизни любила кулинарию, интересовалась тем, как готовили наши повара, и сама могла вести самый изысканный стол, то навряд ли именно эти ее познания могли пригодиться для пшена, мороженой картошки, сухой воблы и всего «голодного стола» тех дней. Рублеву был просто нужен честный человек, который бы не воровал и старался бы вкусно накормить рабочих тем скудным ассортиментом, которым располагала база питания.

Я же, и вовсе недоучка, да еще, по молодости своих лет, очень смешливая, не умевшая себя поставить, без всякого авторитета как в словах, так и в поведении, ну какой я была педагог?..

Но в то время не было стольких музыкальных школ и не так легко можно было найти квалифицированного пианиста. Я же не отказывалась ни от какой работы по общественной нагрузке, а так как кино, танцы и пение были с моим участием обеспечены в любой день, то молодежь, как говорится, «стояла за меня горой», да и школьный совет меня не обижал. Мы же с мамой были уверены в том, что нашли свое место в новой жизни, и решили, что в Рублеве пройдет все наше дальнейшее существование.

Зима в тот год стояла лютая. На новогодний концерт Рублево пригласило артистов из Москвы, среди которых были жонглеры и какие-то эквилибристы, за которыми, вместе с их аппаратурой для выступления, Рублево должно было выслать в Москву свой грузовик.

Не помню точно, что именно послужило причиной того, что артисты не приехали. То ли сильный мороз и вьюга, которых они испугались, то ли они отказались потому, что в те дни артисты были «нарасхват» и им предложили более выгодное выступление, а может быть, и наш часто портившийся грузовик застрял в дороге и не мог вовремя привезти артистов из Москвы. Одним словом, новогодний концерт в Рублеве впервые был сорван. Узнали мы об этом событии всего за три часа до начала концерта, объявленного в расклеенных по Рублеву афишах. А народ, любивший прийти пораньше, чтобы занять лучшие места в зрительном зале клуба, понемногу уже прибывал со всех концов. Часть публики вошла в здание, разместившись у входа в запертый зал, дожидаясь в тепле, когда его отопрут, другая часть, в основном молодежь, гуляла, несмотря на сильный мороз, по расчищенным от снега аллеям.

Как всегда, наше культурно-просветительное ядро, состоявшее из учителей, решило спасать положение. Прежде всего учителя попросили правление Рублевского водопровода, чтобы оно, насколько возможно, не торопилось вести официальную торжественную часть, а затем, так как в запасе оставалось около трех часов времени, учителя, забрав меня, отправились в школу, в учительскую комнату, к роялю.