Китти. Мемуарная проза княжны Мещерской

— Это твое, женское дело что-нибудь себе покупать, а я на свою половину приглашаю тебя танцевать! Да так, чтобы пыль столбом пошла! Ведь я все время мечтал найти клад!..

— Мне тряпки совсем не нужны, — сказала я, — а так как денег у нас с тобой достаточно, то давай обсудим, где мы побываем.

Было решено, что заветные деньги будут лежать до следующего воскресенья. А в воскресенье мы начинаем наш кутеж с того, что идем на дневное воскресное представление в цирк. Оттуда едем завтракать в «Метрополь». Потом пьем шоколад с пирожными в «Национале». Обедаем в 6 часов в «Савое», едем в «Оперетту», а после нее ужинаем в «Гранд-Отеле», где и танцуем до утра. К сожалению, из-за зимнего сезона все рестораны-«крыши» были закрыты.

Я никогда не забуду восторженного выражения лица у Анд-рюши в тот миг, когда в мраморной зале потух свет и под звуки джаза в фантастическом рисунке кружившегося фонаря поплыла, вместе с танцующими парами, вся зала.

Надо было видеть, какой лучезарной радостью светился Андрюша; эта радость сияла в его глазах, играла в улыбке, наполняла какой-то новой, мягкой грацией каждое его движение, придавала особое очарование каждому его, даже незначительному слову.

На три года я была старше, но Боже! Какая непроходимая пропасть лежала между этим большим ребенком, который еще не знал ни жизни, ни любви, и мной — женщиной, успевшей столько пережить и испытать. Он казался мне моим сыном, а я сама была человек, который, уцелев после кораблекрушения, плывет на жалком обломке дерева, вцепившись в него обеими руками, среди злобно вспенившихся волн грозно ревущего океана, который называется жизнью…

Зная, как жестока, как трудна, как безобразна бывает порою жизнь, я была счастлива дать этому милому существу, которого звали Андрюшей, хотя бы одно незабываемое и хорошее воспоминание.

Когда мы пили шампанское, Андрюша, виновато улыбнувшись, признался мне:

— Никогда я его не пил и думал, что оно необыкновенное, а это просто хорошее ситро с алкоголем, только и всего!

Когда мы заказывали какие-нибудь кушанья, то Андрюшу больше всего привлекали непонятные названия, вроде «оливье», «сотэ» и т. д.

— Давай закажем и посмотрим, что это такое! — восторженно шептал он мне.

Больше всего его поразил «соус с трюфелями», так как в его представлении трюфелями были только шоколадные конфеты.

От шампиньонов он решительно отказался, сделав при этом необычайно брезгливое выражение лица:

— Я их знаю, в деревне на лугу растут, где скот пасется. Это поганки, я их есть не буду, и ты, пожалуйста, тоже не ешь…

Мы веселились и танцевали до утра, а потом на оставшиеся деньги взяли такси и попросили шофера катать нас из одного конца Москвы в другой. А когда наступила минута прощания, Андрюша крепко пожал мне руку и вдруг совершенно неожиданно сказал:

— А знаешь, о чем я сегодня думал? Давай поженимся, брошу я к черту свою учебу! Будем вместе с тобой уроки западных танцев давать, хочешь?

— Милый Андрюша, — ответила я, — подумай лучше, не опаздываешь ли ты сегодня на работу? Посмотри, который сейчас час. Ведь тебе необходимо обтереться холодной водой, а то ты у станка твоего заснешь! Прощай до послезавтра, до нашего следующего урока! — С этими словами я нырнула в крыльцо нашего деревянного домика в Староконюшенном переулке.

Вскоре я перестала посещать «Метрополь». На долгое время оставила танцы. Андрюшу я больше не видела и не стремилась к тому, чтобы его встретить.

ПОД НОВЫЙ ГОД

Рассказ второй

(По подлинным письмам М. А. А.)

Однажды в канун Нового года мама с Димой Фокиным, моим вторым мужем, точно сговорившись, вдруг лишили меня моей обычной свободы. Я должна была встречать Новый год с ними.

Обычно мне легко удавалось сговориться с каждым из них в отдельности. Когда же они соединялись против меня вместе, я сдавала свои позиции.

Правда, причина, лежавшая в корне их просьбы, была достаточно серьезна, и потому я сдалась на их доводы довольно легко, хотя тут же впала в самое мрачное настроение. Наша домашняя обстановка с некоторого времени стала мне невыносима.

Новый год встречали у Пряников, в их большой просторной комнате. Под «Пряниками» теперь подразумевался один, оставшийся в живых Тинныч, который по-прежнему работал «учетчиком брадобреев» в парикмахерской, и грек Мелиссари Гуруни. Он служил в канцелярии греческого посольства, получая жалованье в валюте, и пользовался особыми магазинами и ежемесячным, особым пайком от посольства.

В 12-м часу ночи мы все сидели за их большим дореволюционным (и по размеру, и по яствам) столом.

Мама испекла традиционный новогодний пирог и на большом четырехугольном торте, тоже ее изготовления, выложила миндалем цифру наступавшего Нового года.

Ярко блестели начищенные ризы образов в Прянишниковском киоте. Перед ним теплилась зажженная восковая свеча, а большая красноватого стекла лампада лила свой ровный равнодушный свет так же, как много, много лет назад.