Кивок Фортуны

– Никаких милых Андре! То, что я говорю, весьма серьезно. По-твоему, возможно прийти в чужую квартиру с единственной целью поставить на рояль то, что было на камине, или наоборот?

– То есть как это наоборот?

– Ладно, оставим, – вздохнул Амьель. – Мы только теряем время. По-моему, это знак. Может быть, угроза. Завтра к нам могут прийти для того, чтобы порыться в моих бумагах на столе. Надо будет…

– Ты уверен, что не ошибаешься? Амьель положил вилку и взглянул на жену.

– Маргарита ведь тоже обратила внимание. Чего тебе еще надо?

– Я не об этом. После кофе ты наверняка вздремнул. Не протестуй. Я уверена. У тебя плохое пищеварение, и ты не слушаешь меня.

– Ну и что?

– А то, что ты сам мог – поменять местами эти предметы. Сомнамбулизм – известная штука.

Амьель отставил стул и поднялся.

– Не сердись, дорогой. Я пытаюсь тебе помочь.

– Спасибо.

Он вернулся в салон, достал сигарету. Затем с середины комнаты поглядел на витрины. Но его глаза не видели ни миниатюрных фигурок, ни тонкого фарфора с акварельной росписью. «Кто-то» знал, что он купил эти вещи – настоящее безумие – после дела с университетскими ресторанами. «Кто-то» знал, что он ведет переговоры о школьном комплексе. «Кто-то» нашел способ предупредить его. «Кто-то» стремился повлиять на него, оказать давление.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Нет! Глупости… С таким, как он, это не пройдет! И все же…

Амьель вынул из витрины тяжелого Будду, улыбавшегося с полузакрытыми веками своим мыслям. Ему показалось, что он держит в руках врага. Он чувствовал, что удача уходит от него навсегда. Когда явились Лаваренны, он взял под руку психиатра, старого лицейского товарища, и повел в свой кабинет.

– Мне надо с тобой посоветоваться… Вероятно, в твоей практике встречаются такие случаи… ну, когда трудно что-то объяснить…

– Это точно… В прошлом месяце, например… Один бедняга не мог сосчитать до десяти.

– Успокойся, до этого еще не дошло. Но я обеспокоен.

И он рассказал историю с витринами. Лаваренн внимательно его выслушал.

– Первое, что приходит на ум, – заключил Амьель, – надо сменить замки. Уже давно надо бы это сделать. У меня такие ценности, а нет секретного замка.

– Вопрос не в этом, – сказал Лаваренн. – Меня удивляет твоя реакция. Мне, скажем, весьма подозрительной кажется твоя мания не прикасаться к этим вещицам. Словно ты придаешь им суеверное значение… И потом, твое волнение… Я вижу, как ты возбужден… Ты хорошо спишь?

– Так себе…

– Гм, гм… А как идут дела?

– Трудно. Но не могу пожаловаться.

– Заходи ко мне завтра. Я тебя обследую. Я не хочу тебя пугать, но за тобой надо понаблюдать.

– Да все же ясно! Кто-то переставил безделушки.

– Знаешь, безапелляционность суждений, – заметил Лаваренн, пристально разглядывая его, – как симптом труднее всего поддается лечению.

Трое сидели в кафе, склонив головы над рюмками пастиса.

– Хозяева постоянно в бегах, – объяснял один из них. – Прислуга в другой части квартиры, а замок… уж можешь на меня положиться. Было глупо взять только несколько безделушек. Там все интересно. Все! Но самому мне не осилить. Поэтому я вернулся и поставил все на место. Будто никого не было. А завтра в четыре мы это…

– Ты уверен, что не наследил? – спросил другой, озираясь по сторонам.

– Повторяю, я все поставил на место. В точности, как было. Ты что, меня не знаешь?..