- К чему эта конфронтация близких по духу единомышленников? - елейно сказал он, протягивая руку Феликсу. - Вы хотите нашей Родине могущества и процветания, и мы добиваемся его. Вы не более чем слуги слепых обстоятельств судьбы, и мы ее орудия. Вы проституируете пером, мы орудуем шпагой.
- Не шпагой, а кинжалом, - не подавал руки Бедин.
- Ну, кинжалом, - извивался разведчик. - А кинжал перо-то и есть. Стало быть, и вы и мы пером. А дело-то одно, мокрое.
Эта мысль показалась хулиганистому Бедину забавной. Он извлек из кармана руку, кстати говоря, уже сжимавшую рукоятку выкидного ножа, и подал ее наискосок, через стол, Петрову. Крест-накрест, не очень охотно пожали друг другу руки Иванов-Мясищев и Глеб Филин. Глафира чмокнула лейтенанта Соколову в прохладную щеку.
- Мы предлагаем частным лицам бесплатное сотрудничество на добровольной основе, но никогда не навязываем его, - подытожил Петров-Плещеев. - К чему все эти байки о заказных убийствах и слухи о провокациях, в которые перестали верить даже их изобретатели? Мы стали такой же открытой гуманитарной организацией, как Христианская армия спасения или тимуровская команда, только методы и дисциплина у нас немного жестче, правда, лейтенант?
Соколова мелко закивала.
- И слово "нет" в лексиконе контрразведчика практически отсутствует, только "так точно". Правильно я говорю, капитан?
- Так точно!
- А коли так, притараньте-ка нам бутылочку ОСОБОГО, того, что на посошок.
Мгновенно, как из рукава, откуда-то явилась расписная бутылка иноземного вина, откупоренная самим Петровым-Плещеевым с ловкостью профессионального официанта.
- За процветание независимой прессы под невидимым крылом дружественной разведки! - Осушив бокал до дна и убедившись, что все последовали его примеру, Петров-Плещеев достал из коробочки крошечные желтые пилюльки, проглотил одну сам и раздал подчиненным.
- Хорошо пошла! - Закусив вино пилюлей, Иванов-Мясищев неожиданно развеселился, что при его постоянной угрюмости выглядело почти угрожающе.
- А это у вас что? - поинтересовался Глеб Филин, указывая на коробочку с пилюлями. Он страшно опасался всевозможных снадобий после неудачных опытов с наркотиками.
- А это у нас пилюли, - с нескрываемой наглостью ответил Петров-Плещеев.
- Пилюли против слова "нет", - молвила лейтенант Соколова человеческим голосом.
* * *
- А нам-то по таблеточке! - В отличие от Филина фармацевтически опытный Бедин мгновенно раскусил смысл происходящего и потянулся за противоядием.
- Нет-нет, я не принимаю незнакомых лекарств, - пролепетал отплывающий голос Филина, а ширина стола, отделяющая Бедина от майора, капитана и лейтенанта, разверзлась непреодолимой ширью, целым Гибралтаром, на другом его берегу бесовски кривлялись, дрожали и таяли зыбкие шпионы.
- Да я тебе! - Бедин попытался поразить майора кулаком сквозь меркнущий разлив дурноты, но действия его катастрофически затормозились, словно завязли в густеющей смоле.
- Так точно! - одновременно отдали ему честь с того берега три марио
нетки. - Ты - нам!
Бедин усилием воли попытался удержать ускользающие крупицы рассудка, и эти крошечные волевые молекулы приказали ему сунуть пальцы в рот. И вдруг вместо рвоты из его чрева неудержимо полезли внутренности: все его тело вывернулось наизнанку через рот, как резиновая перчатка.
- Меня вывернуло наизнанку, - догадался Бедин.
Все это было бы только забавно, если бы половые органы также не вывернулись и не глядели теперь наружу розовой дыркой. Пол сменился на противоположный!
Бедин хихикнул и стал изучать непривычное новое качество своего тела,
вернее - антитела, представляющего собой подобие географической карты с реками и дельтами вен, ручейками кровеносных сосудов, перевалами мышц и долинами связок. Это зрелище оказалось настолько увлекательным, что Бедин не мог от него оторваться и взгляд его разума стал обшаривать квадрат за квадратом, участок за участком, словно под микроскопом.
"Это ваш внутренний мир", - лекторским тоном пояснил отчужденный буквалист в его мозгу.
Откуда-то сбоку Феликс почувствовал слабую, но неприятную болевую пульсацию. У него болела голова! Стало быть, у него была голова, а не только упоительно свободный, всепроникающий ум. А вслед за пульсирующей головой к нему неохотно вернулись руки, ноги, туловище и в последнюю очередь стесненное, ноющее сердце. "Я где-то лежу. Я был без сознания. Я не умер", с сожалением подумал Бедин.
При подъеме его тело жестоко швырнуло в сторону, и, пытаясь удержаться на ногах, он пробежал несколько шагов, пока не повис на кстати подвернувшемся дереве. Улегшаяся было боль от этого резкого движения расплескалась и хлынула на мозг, так что Феликс со свистом втянул воздух ноздрями.
- Мать честная! - произнес он вслух и огляделся сквозь густую пелену одури, не отпуская при этом своей опоры, как ребенок не отпускает штанину отца, не совсем еще полагаясь на свои валкие ножки. - Где я?