Клад

Он сразу все понял и приказал следователю подключить в помощь областную милицию, сообщить ей правильный номер разыскиваемой машины и сделать словесный портрет Пирата.

— Пошли работать дальше, — сказал нам следователь, когда отдал необходимые распоряжения, и добавил Алешке: — Только ты уж больше не ошибайся, ладно?

Когда Алешка был гораздо меньше, он очень любил делать всякие тайны, все время что-нибудь прятал, потом забывал, и мы всей семьей под его горькие слезы пытались разыскать какую-нибудь очень нужную ему ерунду вроде бумажки от конфеты и находили случайно и в самых неожиданных местах.

Как-то он гостил у бабушки с дедушкой и тоже там что-то спрятал. И, конечно, забыл. И вспомнил об этом, когда бабушка с дедушкой переехали на новую квартиру, а в их прежнюю уже вселилась другая семья.

Папа сказал: «Нечего незнакомых людей по пустякам беспокоить». Алешка устроил вой. Мама тогда сказала: «Нельзя травмировать ребенка равнодушием к его проблемам». И мы с ним поехали на старую бабушкину-дедушкину квартиру.

Даже мне Алешка не признался, что он там спрятал. Подозреваю, что он и сам этого не помнил.

Дверь нам открыл дяденька в пижаме. Он очень отзывчиво отнесся к нашей просьбе и сказал Алешке:

— Конечно, мальчик, конечно, забирай свой секрет.

Но когда он узнал, что Алешкин секрет запрятан на антресолях, то немножко изменился в лице. А когда Алешка сказал, что нужно лезть в самый дальний их угол, дяденька стал как-то робко объяснять, что они только вчера уложили вещи на антресоли и, может быть, можно отложить поиски… Но тут он встретился с Алешкиными глазами и покорно пошел за стремянкой.

Когда с антресолей были сняты все чемоданы, узлы, коробки, лыжи и другие вещи и в прихожей негде было ступить, Алешка забрался наверх, посопел там и быстренько скатился на пол, зажав что-то в кулаке.

Дяденька в пижаме попросил его показать, что же такое важное он там спрятал, из-за чего столько пришлось трудиться в выходной день. Алешка воровато огляделся и, поманив его пальцем свободной руки, чтобы он нагнулся, разжал кулак.

На его ладони лежал битый-перебитый в давних боях оловянный солдатик…

— Ты далеко пойдешь, мальчик, — только и смог сказать хозяин квартиры.

— Да, — согласился Алешка, поняв его слова буквально, — на другой конец города. На метро.

Как нас не спустили с лестницы, до сих пор не понимаю. Видно, этот дяденька в пижаме очень любил детей. Впрочем, когда он пришел в себя, Алешка уже предусмотрительно смылся, а я стал извиняться и предложил помочь уложить вещи обратно на антресоли. Помощь моя была вежливо, но твердо отвергнута…

Так вот, следователь прокуратуры, который привел Алешку с улицы и с которым мы сейчас снова шли по коридору, и был тем самым дяденькой в пижаме.

Я-то его сразу вспомнил, но Алешке не стал об этом говорить. Чего зря травмировать ребенка?

А следователь все время на него поглядывал. Наверное, опасался новых трудностей, если уж Алешка снова встретился на его пути…

Наконец мы пришли в другой зал, поменьше, похожий на кинотеатр. В нем стояли рядами кресла и в стену был вделан экран.

— Чтобы найти нашего Пирата, — стал объяснять следователь, когда мы расселись по креслам и освоились в новой обстановке, — нужно составить его словесный портрет, ведь мы его никогда не видели…

— Портрет словами? — удивился Алешка. — Как это?

— Сейчас поймешь. Давайте вместе вспоминать его лицо. Какое оно было — круглое или продолговатое?

— Круглое, — сказали мы в один голос. Тут в зале погас свет, и на экране появился рисунок лица — без волос, без носа, вообще без ничего — только очертание.

— Такое? — спросил следователь.

— Почти такое, — тактично ответили мы, а Алешка добавил: — Только с глазами и с носом, и в повязке. И щеки были большие. Они даже висели вниз, как у соседской Альмы.

На экране оператор тут же добавил к контуру лица обвисшие сенбернаровские щеки.

— Так, — продолжил следователь, — а какие были у него глаза: узкие или круглые, большие или маленькие, добрые или сердитые?

— Мы только один глаз всегда видели, — сказал я. — Глубокий такой, маленький.

Лицо на экране получило один глаз, очень похожий на мое описание. Алешка хихикнул.

— Теперь брови. Густые или тонкие, прямые или дугой?

— Усатые такие брови, — вспомнил Алешка. — Под повязкой бровь торчком, а другая вниз висит.

Так дело и пошло. Мы вошли в азарт и загоняли всех сотрудников, которые с нами работали над словесным портретом Пирата. Без конца меняли ему носы, глаза, губы, складки на щеках и морщины на лбу. Доработались до того, что Алешка вдруг испуганно схватил следователя за руку и сказал: «Все, пошли домой. Получился Пират. Еще страшнее, чем в самом деле. Теперь сниться будет!»

Я тоже сказал, что получилось очень похоже. С экрана на нас зло, будто грозил расправиться, смотрел как живой Пират. Он, конечно, был не совсем уж такой, что-то было искажено, будто я смотрел на него как в тот раз, через дверной глазок, но узнать его можно было без труда.

— А так? — спросил следователь, и с портрета исчезла повязка.