Клад

Несмотря на маленькие недоразумения, Золотинка росла доброжелательным, искренним существом, рано начало развиваться у нее понятие о справедливости – она росла под обаянием честных людей и возвышенных книг. И это становилось заметно. Дети, со свойственной им бессознательной чуткостью, угадывали в Золотинке нечто такое, что заставляло их, кстати или нет, вспоминать о чудесном происхождении девочки.

Однако в двойственном отношении к Золотинке заложены были предпосылки будущих, еще более крупных недоразумений.

Пока что девочка принимала прозвище Золотой Горшок и легкомысленно, и добродушно. Одного кличут Золотой Горшок, другого Долгий Брех, третьего Жердь, четвертого Лыч. Шутиха, Шут, Чмут, Череп, Баламут – чем это лучше Горшка? Золотинка, покладистое существо, полагало, что ничем. Не лучше и не хуже.

Впрочем, добродушие ее имело свои особенности, простираясь иной раз так далеко, что теряло свое изначальное, так сказать, предназначение.

Обнаружилось у Золотинки довольно редкое для детей обыкновение выбирать слабую сторону. Когда приходилось разбиться на две ватаги, Золотинка дожидалась, чтобы определился состав той и другой половины играющих, а потом присоединялась к слабым, к тем, кого меньше, кто ростом ниже. Кто поставлен против света, бьет лыковый мяч против ветра. В этом проявлялось настолько естественное движение души, что Золотинке и в голову не приходило останавливаться на своих побуждениях или обсуждать их с кем бы то ни было.

И вот в случае с пиратом все это сказалось самым болезненным образом.

* * *

Пират – то была не кличка, а ремесло одного не дряхлого еще старика, который передвигался на подвязанных под голени дощечках. Он лишился ног по приговору своих бывших товарищей. Может быть, он пытался утаить добычу – теперь этого никто не знал наверняка. Известно было только, что пиратские товарищи пирата связали его и каким-то изуверским инструментом просверлили коленные чашки. Пират выжил, чтобы влачить существование калеки. Ноги остались на месте, да только положиться на них нельзя было никоим образом – они не держали туловища и произвольно выворачивались в коленях. По видимости, только известного рода предрассудок удерживал калеку от того, чтобы окончательно отрезать бесполезные ноги и тем облегчить себе бремя пропитания. Вот это было бы, наверное, по-пиратски. Так что старик, надо признать, показал себя все ж таки неважным пиратом, не настоящим – за что и поплатился.

Бремя пропитания давалось ему нелегко, потому что сухопутного ремесла пират не знал и полагал, что поздно уже переучиваться, когда жизнь ушла на разбой и убийства, а ни то ни другое по недостатку подвижности уже недоступно. Приходилось кормиться милостыней, но подавали плохо – без души и скудно. А собаки, науськанные немилосердными детьми, донимали так, что пират оставил слободу, где пытался обжиться, и поселился на корабельном дворе.

Подкармливали его рабочие и торговавшие в разнос бабы. Молочница молча брала кувшин и, не наклонившись к безногому, направляла в подставленную миску ниспадающую белую струю. Ребенок разносчицы напряженно таращился на кровожадного любителя молока, каждое мгновение готов был прятаться за подол матери и реветь – смотря по обстоятельствам.

И все ж таки, когда пират, вздыхая полной грудь, опускал чашу после первого жадного глотка, на остром щетинистом подбородке его оставались белые следы молока – не крови.

А голову он повязывал по-бабьи – куском выцветшей ткани, длинные концы которой закидывал на спину. С этим женским убором не вязались толстые, загорелые руки, обнаженные до самых плеч – драной куртке, которая кое-как защищала пирата от зноя и холода, не хватало рукавов. В обвислой кожаной сумке через плечо пират таскал хлеб, сухари, миску, но говорили, что там же он прятал нож. И может быть, нельзя исключить, что в этой сумке помещалась толика сокровищ, за сокрытие которых жестоко проучили его товарищи.

Наблюдая душегуба с безопасного расстояния, так, чтобы не уцепил загнутой на конце клюкой – разумная предосторожность, которой держалась детвора, Золотинка испытывала сладостный ужас. То же самое, очевидно, собирало вокруг пирата и других детей. Только они не останавливались там, где прирожденное благородство удерживало Золотинку: мало-помалу мальчишки и девчонки принимались дразнить калеку и, наконец, доводили его до бешенства, после чего с оголтелым визгом разбегались. Пират бросал камни сильно и метко, так что шкодливые игры детей не вовсе уж были безопасны.