Клад

Бабушка Кайша, не очень вдаваясь в причину появления здесь любимого внука, с оханьем и аханьем уже поцеловала его, ввела в дом. И там еще раз ткнулась в грудь Назкена сухонькой седой головой, забегала по комнатам, отыскивая чем бы угостить. Старик сидел в прихожей со светящимся фонариком в руке, хотя в доме везде уже были включены верхние лампочки. Казтай был, конечно, воспитанным человеком. Он пригласил мужчин в дом. Но его долго не покидало гнетущее предчувствие чего-то нехорошего. Невестка наверняка не все сказала ему в первые минуты. И он напряженно молчал, ожидая продолжения разговора, строил догадки. Не натворил ли чего, как бывает с молодыми мужчинами в долгой разлуке, сын? От женщины ничего не утаишь, на этакие штучки у них особый нюх. Тревога не покидала старика и тогда, когда мужчины, ополоснув лицо с дороги, сели за стол, чтобы освежить себя пиалой чая. Казтай спросил о здоровье внучек, а у гостей — откуда едут, чьи сами. Спрашивал ради приличия, так заведено в порядочных домах, поскольку он здесь старший. Невестке в ответ на ее успокоительные слова о хорошем самочувствии девочек сказал, что от Казыбека на прошлой неделе получили письмо. Он уже сидит на чемоданах. Просил ждать, не беспокоиться.

На том краткий их ночной разговор иссяк.

Отец мужа, по рассказам аульчан, был предельно ласков и даже предупредителен с людьми в селе. Но дома в нем просыпалось нечто властное, забытое другими. На своем подворье Казтай считал себя единственным хозяином. Все здесь, начиная с жены, должны были ему повиноваться.

Меруерт с некоторых пор замечала: свекор подчеркнуто сух с нею и даже строг. Казыбек тоже был скуп на эмоции, но в домашней обстановке его иногда просто прорывало: сыпал шутками, шалил с детьми, сам превращаясь в ребенка. И тогда она в лад ему давала волю своим выходкам. Происходила некая разрядка дневного напряжения, полученного на работе. Женщина могла долго ждать хорошего настроения у мужа, уверенная в том, что он по характеру добр и отходчив.

Оценивая людей по-своему, Меруерт находила в свекре много такого, с чем она не смогла бы примириться, если бы так вел себя ее муж. Ей казалось, что в душе старика таится недовольство невесткой. Ее пугала сдержанность в словах старика. Конечно, учитель должен быть в какой-то мере педантом, она это понимала. Но пусть бы педантом был кто угодно, только не отец Казыбека. Она прямо-таки внушила себе: в сердце свекра больше зла, чем доброты, и остерегалась его. Однако почему мы должны осудить женщину за такие мысли о Казтае-мугалиме? А вдруг она права?

Свекор никогда не принимал участия в рассуждениях жены на житейские темы. Сам говорил мало, по необходимости, взвешивая каждое слово. Взгляд его был осмыслен, утяжелен вечными заботами, исполнен внутренней воли. Жить с таким властелином домашнего масштаба не просто, нужна привычка, умение во всем уступать, понимать своего супруга по взгляду, не дожидаясь слов, которые звучат неприятно. Не только близкие Казтая, но и коллеги в школе, соседи в ауле, понятливые гости не позволяли себе ослушаться хозяина дома. Люди обычно не ждали от него, когда повторит просьбу или приказание. Зато уступчивому человеку, чтя в нем это качество, учитель сделает добра в десять раз больше, чем неслуху…

Нынешней весной Казтай добрался-таки до Алма-Аты. Он пожаловал в дом сына с полным курджуном[47] гостинцев. В его тщательно упакованном багаже было припасено множество сладостей и пряных кушаний. Сопровождала его в этой поездке Кайша-апа. Они не случайно отправились в столь трудную для них поездку вдвоем. Одно дело, что привыкли беречь друг друга. Была еще причина: они привезли внукам свои сбережения. Сын сыном, а деньги передали в руки невестки. «Женские руки бережливее», — проговорил старик, а свекровь лишь согласно-кивала головой.

Жили в семье сына целую неделю. Меруерт наизнанку выворачивалась, чтобы угодить дорогим гостям, и, кажется, это ей удалось. Старик перед отъездом разговорился, изрек нечто весьма доверительное.

В тех его словах была вера в хорошую семью Казыбека, считай: хорошую жену сына. И, как всегда, не обошлось без наставлений.

— Всех желаний, Меруерт-жан, не исполнишь… А скромность облагораживает человека, кем бы он ни был по своему положению. Нам с Кайшой хватало на жизнь учительской зарплаты.

Заслуженный аксакал, известный среди педагогов своего района, Казтай ходил в сером дешевом костюме в рубчик, ничем, кроме галстука, не отличался от других мужчин аула.