Клад

В этой игре словами парень был, по крайней мере по отношению к Меруерт, беспощаден. Разве мог Жазыбек адресовать такой упрек престарелым родителям? Но женщина была рада любой вести о муже, от кого бы она ни исходила. Значит, он жив, перелет с дальнего материка закончился благополучно?

— Байбише[49], взбодри чайник, — почти приказал, немного успокоившись, отец. — А ты, сновидец, пригласи этих…

Кайша опять заметалась с подносом, приткнула его на плиту. Когда включила чайник, внезапно вспомнила о том, что пригрезилось под утро ей самой.

— Не зря, видно, мне приснился маленький жеребеночек… Я его от себя хворостиной, а он ластится, ластится — не отстает. Мается, видно, в дороге, вот-вот объявится у калитки мой сын… Намучился на чужбине, по домашней еде соскучился…

В дом постепенно возвращался мир.

Но и после обильного чаепития, когда в застолье каждый говорил что-нибудь хорошее, а имя Казыбека произносили все с особым уважением, Казтай-учитель не переменил своего решения… Наоборот, он поднялся из-за стола, вышел во двор, своими руками запер гараж на два замка. Никому ничего не сказав, оседлал коня и отбыл неизвестно куда.

Мужчины приуныли. Домочадцы сгрудились вокруг хранительницы очага. Получилось нечто вроде тайного совещания против несговорчивого главы семьи. Всяк высказал свое. Наконец пришли к согласию: ждать потепления в душе Казтая до вечера, а потом… Приунывшие претенденты на «Волгу» согласились не покидать аула еще сутки. «Жигули», чтобы не мозолить глаза старику, отогнали на край аула.

Всех устраивал такой уговор, но не Меруерт. Каждый час был для нее дорог. Она уехала без разрешения. Оставила на столе Азизе Калдаровне заявление, понадеялась на ее отходчивость. Но та в последнее время уже стала поглядывать на непоседливую сотрудницу косо. Возможно, пожаловалась Елемесу. Теперь вот увязла с машиной за тридевять земель от города.

3

Назкен просто ликовал на степном просторе… Все ему нравилось здесь: тишина, рев верблюдов, петушиная драка, затеянная пернатыми забияками прямо посередине улицы… С утра паренек покрутился с мужчинами возле отцовской «Волги». Хотел было прокатиться, показать машину покупателям в ходу, но не вышло. Тогда его интерес всецело переключился на буланого жеребца-двухлетку. Еще утром ему приглянулся этот заматерелый стригун, бегающий за хвостом кобылы. Пареньку хотелось взнуздать его, ускакать в степь. Однажды Назкен ухитрился приманить жеребчика куском круто посоленного хлеба, подвести к вороху кизяков и опуститься на лоснящуюся гладкую спину. Не тут-то было! Понятливый коняжка крутнулся на месте и отбежал в сторону.

Эту незадачу Назкена увидели аульские мальчишки. Они тут же освистали городского. «Все равно взнуздаю!» — пообещал им Назкен. И снова поторопился, потому что без помощи взрослых не совладал с животиной; сколько ни изощрялся — не поймал. Пришлось идти за помощью к Жазыбеку-ага. В дяде оставалось еще много мальчишеского. Он охотно становился в воротах, когда ребятня затевала под вечер гонять футбол на лугу, азартно кричал, увлекаясь, переживал, как маленький. Ломкий басок его часто взмывал над звонкими выкриками детей. Никто не осуждал джигита за дружбу с младшими. Желание Назкена объездить, считай, взрослую лошадь привело в восторг дядю, не очень-то отличавшегося характером от городского выдумщика.

— Падать нисколько не страшно, — уговаривал Жазыбек племянника. — Земля, особенно если на ней травка погуще, мягкая, что ковер. А на ковре борцы классического стиля знаешь как друг друга кидают! Вот выведем буланого на косогор за околицу, там он у нас попрыгает. Пора тебе с коньком подружиться.

Назкен на какое-то время прикусил язык. Кататься он и сейчас готов, но падать? Почему именно об этом заговорил сейчас Жазыбек? Больше всего юный алмаатинец боялся синяков. Мать тут же обратит внимание, запричитает, поведет к врачу… Но отступать некуда. Сам нарвался на желание приручить жеребчика. Уж очень хотелось ему покрасоваться верхом перед аульской ребятней.

Едва попили чая, ничего не сказав занятым своим делом женщинам, дядя и племянник ушли за последние дворы, где буйствовала пахучими травами степь. Чем ближе они подходили к месту объездки, тем тревожнее становилось на сердце у Назкена. Сейчас он не прочь бы уступить роль укротителя жеребенка кому-нибудь другому. Но Жазыбек думал иначе. Он хотел сделать героем дня именно его, никого другого. Внушал Назкену:

— Мальчишки умрут от зависти, когда увидят тебя на буланом! Посмотришь: сразу признают тебя за своего!

Нешумная их процессия остановилась у пологого холма, поверхность которого была слегка изрыта сусликами, обретшими здесь свое прибежище. Невдалеке, между кочками, вился звонкий ручеек с чистой, незамутненной водой.