Бакбай хмур, озабочен. Не произнес даже обычных слов приветствия, лишь толкнул друга в плечо.
— Что так? — прорычал ему в ухо Науканбек.
— А-а.
И только после настойчивых просьб Бакбай стыдливо поведал: жена в родильном доме… Этим же вахтенным автобусом отвезли, потому и задержались.
Науканбек знает, что это такое, когда жена родить заходилась. Лучше бы сам выдал на-гора младенца — столько переживаний мужчине.
Откуда и слова взялись.
— Вот что, Сержанов, валяй в машину и обратно к своей женушке. Постою за тебя. Нисколько не устал! Посмотрю заодно, что за парни у тебя? Молодцы или хлюпики?.. Езжай, говорю!
— Не могу так, Науканбек! Я же и недели еще не отработал. Что подумает начальство?
Науканбек выслушал все это и вдруг, подхватив сухопарого Бакбая на руки, будто новорожденного, отнес к машине, затолкал в кабину. Сменившиеся бурильщики сидели в кузове. Хлопнув дверцей, сказал через стекло:
— И чтобы мне без хорошей вести на глаза не показывался!
Машина медленно отвалила от буровой. Бакбай, склонившись к водителю, повлажневшими глазами глядел через плечо на исчезающую из виду вышку.
Науканбек занял свое место у рычагов.
ЭПИЛОГ
Последние дни августа… Щедрое на дары природы лето уже иссякало, шло на убыль. Дымилась, исходила по утрам река, опутывались белесыми паутинами кусты боярышника, блекло убранство берез… Как девица на выданье, природа горного края меняла свой наряд, блистала красками, ткала диковинные узоры, которых не увидеть нигде больше. Небо словно для того очищается за ночь, чтобы в облаках не запуталась очередная цепочка журавлей. Задолго до восхода солнца золотятся венцы гор. Приглядишься и видишь с одной стороны натянутый неуловимой рукой ворсистый ковер, а с другой, что ближе к свету, — тонкий полог с цветной вышивкой. Гони вдоль распахнувшегося межгорья десятки километров, та же картина осенней ярмарки, приготовленной людям природой. Разве через какое-то время изменится цепочка гор, ниже станет или возвысится на пути да впишет в музыку окрестья свои ноты водопад или прокатится долом запоздавший громок…
В долинах у подножия гор, в седловинах между остроконечных сопок, сказочными островками у разводья неожиданно выплывет тихая стайка берез или борок из кедрачей и сосен. Все это: леса и горы, причудливо разлегшиеся вдоль дороги валуны — задумчиво смотрится в присмиревшие августовские воды. Вбирая в себя, лаская притемненными у берега струями, разлившаяся гладь совершает совместно с небом и землей некий танец вечного движения, создавая гармонию красоты, вынашивая в себе новую весну, новое лето…
Можно часами смотреть на опущенное в глубину исполинского водоема небо, на вершину горы, опустившуюся на самое дно, и чувствовать, как ты сам постепенно превращаешься в частицу вечного мира, ничуть не жалея о том, уверенный, что природа поделится с тобою таинствами бессмертия и ты пробудишься вместе с нею для новой жизни…
Место это с горами, водами и полыхающими до глубоких зазимков красками горняки зовут Айна, что означает «зеркало».
Для горняцкого люда оно имеет еще одно определение — тихая пристань, расположенная на самом краю напряженной трудовой недели. Всех успокоит, освежит прохладными водами, одарит уловом или лукошком с грибами Айна. Нашепчет свои сказы о лучшем завтрашнем дне и о новом свидании.
По берегам тихих вод вытянулись рядки небольших коттеджей. Есть здание профилактория, дома отдыха… У самой воды — пляж, лежаки, выкрашенные в синюю краску плоскодонки. Вблизи столовой — небольшой фонтанчик.
После изнурительного заседания комиссии Казтугановы приехали сюда всей семьей. Они заняли отдельное деревянное строение на четыре койки. Назкену досталась раскладушка, и он считал себя удачливее других. Ее можно было перетаскивать с места на место, куда угодно, даже в тень кедра, что одиноко высился у самой воды. О таком отдыхе, чтобы всем вместе, они мечтали много лет. Надумал поразмяться — отправляйся сразу после завтрака в горы, ищи грибы в лесу, собирай дикие орехи по окрестью; позовет к себе прохладная волна — садись в лодку, греби сколько вздумаешь, прихвати с собой удочку; припечет солнце — растянись на лежаке и подставь ему свою спину… И все эти удовольствия здесь — на выбор, облюбуй всяк для себя, что душе угодно! Надоест одно — переключайся на другое, никто не осудит за внезапный каприз…
Меруерт ликовала, видя свою кочевую семейку в одной стае… С тех далеких времен, когда они с Казыбеком зажгли огонь очага, им не выпадало и недели, чтобы вот так беспечно отдавались бы ничегонеделанию. В Актасе Казыбек всегда занят. Пока были молоды, как-то меньше замечалось напряжение и нехватка времени друг для друга. Благо, что прибивались к дому на ночь!