Клад адмирала

– Не беспокойтесь, Анна Леонидовна, – сказал Нетесов. – Холодный даже вкуснее. Лучше скажите, если знаете: в шкатулке были медали за благотворительность?

– В шкатулке – не знаю. Я потом еще загляну в мамины записи. Но Шагалов обязательно имел такие наградные знаки. Он много жертвовал разным общинам и обществам. А вот что точно известно – в шагаловской шкатулке была бляха городского головы. Бляха носилась на груди на толстой цепочке. Скоба, найдя ее в шкатулке, забавляясь, надел на себя эту бляху, сказал, что теперь его время городским головой побыть. Не все, сказал, купцу масленица. Кажется, и не снял ее, так и убит был с этой бляхой.

– Шагалов был городским головой?

– Был. Может, я ошибаюсь, но, кажется, он в 1891 году как городской голова встречал хлебом-солью государя-наследника, когда тот возвращался из заграничного путешествия через Владивосток и через Сибирь в столицу. И получил из рук государя какой-то подарок.

– Интересно, – сказал Нетесов, украдкой поглядев на часы.

Непенина после столь продолжительного для ее возраста разговора заметно утомилась. Главное было сказано. Засиживаться – недосуг. Все мысли были о том, как обстоят дела в Пихтовом, что с Бражниковым? Найдены ли рыжий и биолокаторщик Мазурин? Нетесов откровенно выжидал приличествующее число минут, чтобы начать прощаться. О чем Анна Леонидовна еще говорила с Зиминым, он не слушал.

Расстались с Непениной, и Сергей в желании поскорее попасть в Пихтовое, сев за руль, погнал «Ниву» на скорости под сто. Скверная, в частых выбоинах асфальтовая дорога заставляла его то и дело сбрасывать газ, притормаживать, и он ругал дорогу и дорожников, из лета в лето бессмысленно ее латающих.

Зимин на дорогу почти не смотрел. Находясь под впечатлением едва закончившегося разговора с Непениной, с «живой историей», вертел в руках запечатанный, перевязанный крест-накрест тонкой капроновой ниткой пухлый конверт, на котором было написано от руки: «Русская Православная Церковь, Патриаршество, Москва, Патриарху Московскому и всея Руси Алексию (Симанскому С. В.). 30 сентября 1962 года».

– Не понимаю, почему она не отослала письмо, – сказал Зимин.

– Что тут понимать? Во-первых, такие письма не отсылают. Из рук в руки передают. Легко ей было передать лично Патриарху, убедить лично прочитать письмо?

– Не думаю.

– Ну вот. А попади в другие руки письмо, таскали бы ее, как теперь нас и службу безопасности называют, «силовики». Допытывались бы: что и как? Да почему так поздно? Все ли договорила до конца? Хорошо еще, если бы у нее одной стали допытываться. У детей и внуков тоже спросили бы. А у нее оба сына были директорами крупных заводов, внук, у которого она сейчас живет, управляющий мощным трестом. Угольный генерал. Другой внук – в министерстве транспорта заметная фигура.

– Но сейчас другие времена, – сказал Зимин.

– Другие? – коротко поглядев на него, усмехнулся Сергей. – Ты в столичных архивах лишку пересидел. В Афгане и то лучше соображал.

– Я имею в виду в отношении к церкви…

– Насчет этого не знаю. Пушели не забыл еще, надеюсь?

– Надейся.

– Ну вот он тоже думал – «другие». Обратился. Не знаю, не буду врать, куда он в Москве ткнулся, но по адресу. С заявлением. Он знает, где спрятано колчаковское золото, пропавшее в девятнадцатом году в Сибири, готов раскрыть тайну, но при условии: все будет истрачено на нужды Пихтового. При его участии, под его контролем. Знаешь, что ему ответили?

– Откуда…

Машину тряхнуло на выбоине в асфальте, которую Сергей не углядел. Он крепко выругался. Помолчав, продолжил:

– Отбрили по высшему разряду. Не его собачье дело, как распорядиться золотом, которое находится на территории Рэфэ. Дипломатично, конечно, сказали, но суть именно та. Забирай положенную часть и не указывай, что делать с остальным.

– Не знал…

Зимин вспомнил, как он, бредя домой из гостиницы «Украина» после встречи с Британсом, подумал, что Мишель Пушели не из неподдельного интереса к прародине, а больше все-таки из корысти – посмотреть, не разворочено ли место, где спрятано золото, – прикатил в Пихтовое. Ошибался, плохо подумав о канадском потомке сибирских купцов Пушилиных.

– Вот потому Пушели и уехал строить в Южную Америку, а сюда своего представителя прислал, сказал Сергей.

– Это он сам тебе говорил?

– Да. По телефону.

– Ясно… А что ты молчишь, как тебе рассказ о церковных ценностях? – спросил Зимин.

– Что рассказ? – отозвался Нетесов. – Пока ничего не найдено, можно считать очередной сказкой из «Тысячи и одной ночи». Мне сейчас важно, как там дело Бражникова…

Дело Бражникова в отсутствии Нетесова сдвинулось, казалось, с мертвой точки.