Клад адмирала

Находка не ахти какая была. О ней скоро прочно забыли. И вот Иван Медведкин нынче заставил вспомнить стародавнее. Охотился; ливень загнал его в эту пещеру. Не в первый раз он там бывал. Развел костерок обсушиться, отвара чаги попить. В ожидании, пока вода закипит в котелке, оглядывался и вдруг заметил глубокую трещину в стенке пещеры. Ковырнул топориком, камень упал под ноги. Посветил в образовавшуюся дыру фонариком и понял, что стоит перед замурованным входом в ответвление пещеры. Какие-то поставленные в несколько рядов темные ящики мелькнули в луче фонарика. У Медведкина сердце екнуло. Подумал, что нашел тот самый золотой клад. Отсек был заложен камнями на растворе искусно, прямо-таки виртуозно. Если бы не трещина — никогда бы не отличил, где кладка, где природная скальная поверхность… Разобрал вход, а там, кроме ящиков, чемоданы, пишмашины, сейф, телеграфные и телефонные аппараты. Даже печатный станок с клише агитационной антибольшевистской открытки. И самих открыток стопка… В ящиках, к разочарованию Медведкина, не золото — сплошные бумаги. Штабные документы воинского подразделения белых времен гражданской войны. Как понял, глянув в несколько бумаг, — документы штаба Екатеринбургской группы войск адмирала Колчака. Оперативные карты дислокации войск за девятнадцатый год, папки с донесениями, приказами, рапортами, удостоверения… Сейф был закрыт на ключ. Медведкин был уверен: золото — там. Открыть хоть и проблема для него, но разрешимая. Смолоду и до пенсии в локомотивном депо слесарем проработал. Быстро на «Запорожце» сгонял под дождем домой за инструментом. Пропотев несколько часов кряду, добрался до содержимого сейфа фирмы «Сан-Галли» образца 1896 года. И повторно разочаровался: вместо ожидаемых слитков и монет увидел, как и в ящиках, бумаги с грифами «Секретно». Вдобавок — несколько крестов Георгиевских и медалей «За храбрость», печати и штампы, забытая, видно, кем-то из штабистов колода игральных карт. И — как в насмешку — закатившиеся в самый угол сейфа царский полурублевик и гривенник. Шестьдесят копеек серебром.

Медведкин рассчитывал хоть что-то поиметь от своей находки в пещере, продав «Ундервуды», телефоны, награды. Бумаги посчитал макулатурой, интересной разве что местному музею, хотя там была даже собственноручная записка самого адмирала на его личном бланке. Не в два-три слова записка — в пол-листа. И еще одна — за подписью генерала Гайды начальнику штаба Екатеринбургской группы…

— Ну уж, чтоб записку самого Колчака макулатурой посчитал, не верю, — сказал Зимин, до тех пор не перебивавший Сергея, внимательно, как и Полина, слушавший его рассказ.

— А что ему Колчак? И оперативные карты девятнадцатого года? — Нетесов усмехнулся. — Вот если бы карта охотугодий нашего района со всеми берлогами, гнездовьями, тропами.

— Все равно не верю, — упрямо сказал Зимин.

— А я и не говорю… — Нетесов привстал, налил в пустые стопки, жестом пригласил выпить. — Он как раз именно с этой запиской и еще с кучей бумаг поехал к Лестнегову. Проконсультироваться.

— О цене?

— Да. И теперь благодаря Лестнегову мы этот архив потеряли. Крохи остались. Константин Алексеевич честно Медведкину сказал, что годовой его пенсии не хватит, чтобы купить один-единственный листок с адмиральским автографом.

— И что за записка? К кому? — спросил Зимин.

— Пойди теперь узнай. Лестнегов не запомнил, а сейчас уже из Пихтового уплыла. Один новосибирский бизнесмен, почитатель Колчака, купил эту и за подписью Гайды записки вместе с печатями. По дешевке. За «девятку» и карабин. А сейчас идет торг за бумаги из пещеры. Между тридцатью и сорока тысячами долларов сумма. Это, заметь, только бумаги из сейфа. Без содержимого ящиков.

— Шустрый пенсионер, — заметил Зимин.

— Да сам он никакой не шустрый, — Сергей махнул рукой. — Зять у него в Барнауле. Частный нотариус. Медведкин сразу от Константина Алексеевича попылил на переговорный пункт, звонит ему. В семь вечера позвонил — в восемь утра зять уже прикатил. Медведкин думал: раз не клад, значит, все, что нашел, — его собственность. Кое-кому до похода к Лестнегову разболтать успел. Правда, об одних бумагах. О наградах, машинках пишущих и прочем — ни слова. До нас еще только слухи дошли, зять Медведкина успел все бумаги штабные перебрать с толком, сливки, что называется, снял. Всю допотопную аппаратуру, награды велел тестю вытащить на свет Божий. В пещере были еще чемоданы с личными вещами, я говорил. В них, кроме белья сменного, парадные мундиры со всеми орденами, книги, письма. В одном чемодане — шахматы очень дорогие из уральских самоцветов, статуэтки. Чемоданы тоже по указанию зятя всплыли. После этого Медведкин пожаловал с заявлением о находке.

— Это когда все было? — спросил Зимин.

— Через полмесяца после твоего отъезда, — ответила Полина.

— И не написали даже…

— Правильно сделали. — Сергей рассмеялся. — Ты бы еще раньше приехал.

— Раньше бы — нет… Ладно. Записки Колчака среди документов, конечно, не оказалось?

— Я же говорил.

— А как Медведкин объяснил ее отсутствие?