Клад адмирала

— Придется тебе, Олег, слетать в командировку. — Мужчина среднего возраста, одетый по-домашнему, отодвинул от себя журнальный столик, поднялся с кресла. Сделал несколько шагов по просторной, богато убранной гостиной с камином и опять погрузился в кресло. — В Сибирь, — добавил, глядя на собеседника, высокого красивого парня лет двадцати грех с чуть рыжеватыми волнистыми волосами.

— Что там? — спросил Олег, подходя к столику. Он был завален ворохом газетных вырезок, присланных из агентства газетно-журнальной информации.

— Читай. Отчеркнутого карандашом. — Хозяин гостиной взял лежавшую отдельно от бумажного завала узкую и длинную газетную полоску, протянул Олегу.

«Был и такой случай. Весной сорокового года с открытием навигации привезли к нам в район на двух баржах поляков. В СССР они попали, спасаясь от Гитлера, когда тот захватил Польшу. Разные это были люди. Бедные и богатые. Крестьяне и аристократы. У одних в карманах пусто и одеты плохо, другие — во всем модном и с чемоданами, полными денег.

Всех без разбора взрослых определили на лесоповал. Работа — за питание, жизнь — в тайге, в бараках. Те, кто никогда не держал в руках пилы и топора, но имел средства, стали нанимать бедных делать их нормы. Но длилось так недолго. Начальство узнало, запретило наемный труд. Поляки в ответ взбунтовались, прекратили работу. Из области прибыли сотрудники НКВД. Зачинщиков и всех, кто имел не рабоче-крестьянское происхождение, погрузили опять на баржи и увезли неизвестно куда. Говорили, на самый север области, в Приполярье. Больше о них сведений не было…»

Подчеркнутый карандашом текст заканчивался, и читать дальше Олег не стал.

— Ну и зачем ехать? — спросил равнодушно.

— Обратил внимание на место действия?

— Конечно.

— Очень нужно было гэбистам возить из одной глухой тайги в другую чужеродных белоручек!

— Шлепнули?

— Именно.

— Но ведь написано, что опять в баржу погрузили…

— Слухи распустили, Олежек, слухи.

— Пусть по-вашему. Дальше?

— Дальше? Ты же знаешь нравы толстолобиков из НКВД. Если что-то и брали у подопечных — малоценное, чисто утилитарного назначения.

— Хорошо. Когда ехать?

— Не откладывай. Святковский, кажется, владеет польским?

— Свободно, — подтвердил Олег.

— С ним и Саженевым полетишь. Документы я подготовлю.

Хозяин квартиры сгреб ворох газетных вырезок, встал и прошел к камину, бросил вырезки в топку. Глядя на скоротечное пламя, сказал:

— С автором заметки встречаться не нужно. Свое расследование проведите. Разыщите старожилов, очевидцев.

— Ясно…

2

— К вам, Александр Иванович. Кажется, те самые поляки, — сказала секретарша, появившись на пороге кабинета директора отдаленного сибирского леспромхоза «Лататский».

— А, зови, зови, — живо откликнулся директор. — И позвони в столовую. Пусть там что-нибудь соберут. Поприличнее, сама понимаешь…

Секретарша кивнула и вышла. Директор в остававшиеся секунды поправил узел галстука, провел два раза по волосам расческой. Пепельница была полна окурков. Быстрым точным движением он вытряхнул содержимое пепельницы в урну. Хотел еще собрать в стопку деловые бумаги на столе, однако не успел: в кабинете уже находились трое рослых молодых людей.

— Олег Остапенко, член зарубежной секции общества «Мемориал», — протягивая руку вышедшему из-за стола навстречу гостям директору, отрекомендовался один из троих, парень с рыжеватыми волнистыми волосами.

— Никитин, — назвался директор. — Очень приятно видеть вас в наших краях…

— Юрий Саженев, корреспондент пресс-клуба «Мемориала», и Мечислав Святковский, наш гость из Польши, — представил директору леспромхоза своих спутников Остапенко.

— Да-да, мне о вас звонили дважды. — Директор помолчал. В доказательство своей осведомленности прибавил: — Поляк — студент Краковского университета и председатель комитета «Вольная Польша».

— Так, — подтвердил Остапенко.

— Мой отец был ранен при освобождении Польши. Как раз на подступах к Кракову, — сказал директор. — Так что не совсем чужая для меня страна. Переведите студенту.

— Ну нужно, — с едва уловимым акцентом сказал Святковский. — Я знаю русский, пан директор. И для меня Сибирь тоже не совсем чужая страна.

— У Мечислава родственники погибли в этих местах. Полвека назад, — сказал Остапенко.

— Да, тут до войны и в войну жили поляки. На кордоне Сушняки, — подтвердил директор леспромхоза. — Я, правда, мало знаю об этом, совсем не знал, пока в газете не написали недавно.

— А кто знает хорошо? — спросил Остапенко.

— Игнатьев, технорук наш. Он и рассказывал о поляках журналисту из области. Вы садитесь, я сейчас приглашу Игнатьева. — Директор взялся за телефонную трубку.

— Секунду, — включился в разговор корреспондент пресс-клуба «Мемориала». — Технорук был очевидцем?

— Какой очевидец! Ему пятидесяти еще нет.

— Тогда не нужно. Он все рассказал. — Из «дипломата» Саженев извлек темно-коричневую папку, кожаную обложку которой украшали вытисненные золотом надписи на русском и польском языках: название комитета — «Свободная Польша» — и ниже двуглавый орел. В папке были всего две аккуратно подклеенные вырезки из газет.