Клад егеря Бута

В коридоре следственного управления, пропахшего плесенью и человеческими несчастиями, отыскал нужную дверь. Рядом сидела женщина в тёмном платке с заплаканными глазами. Несмело постучался и шагнул в неизвестность. Как всё знакомо, пахнуло воспоминаниями тридцатилетней давности: допросы, очные ставки, судебные заседания, приговор, конвой, срок…

Адвокат не понадобился. Но невзрачный рыжий человек, слуга государев Сарычев, кровь попил. Зашёл с другого конца, где я опасностей для себя не ждал и стал примерять на меня личину подозреваемого. За время длительного и обстоятельного разговора, следак дотошно пытал меня о взаимоотношениях с покойным Портнягиным: не было ли ссор, где я находился в такое-то время, как давно знаком, общие интересы, подробности знакомства и ещё масса простых и не очень вопросов. Из нашей "дружеской" беседы я узнал, что труп приятеля, с колотой раной в сердце обнаружили в придорожной канаве около Романовки. Пришлось доказывать своё алиби, поскольку в обозначенное дознавателем время, я был дома, да и соседи меня видели. Сохранился также чек из гипермаркета, где, как известно, фиксируется время и число. Пока не было, каких-либо наводящих вопросов о Юркином хобби. Похоже, наша тайна никому не принадлежит.

Наконец, Сарычев удовлетворился моими объяснениями, я расписался в протоколе и собрался уходить:

Дмитрий Сергеевич, напоминаю, что вы можете понадобиться до конца следствия и пожалуйста, пригласите Зинаиду Петровну.

— Простите, а это кто?

— Как, вы не знакомы с вдовой Портнягина? Вы должны были встретить её в коридоре?

— Да, сидит у входа в кабинет, но её раньше не встречал. Я же вам объяснял, что бывал у Юрки дома, но не пресекался с женой товарища, так ведь бывает?

— Конечно, бывает, до свидания.

В коридоре, по-прежнему, сидела безучастная ко всему вдова. Красивое лицо, возраст за пятьдесят, хорошо одетая, придавленная горем и неопределённостью женщина.

— Здравствуйте, я друг Юры, Сергей Петрушевский. Следователь приглашает вас зайти.

Она бросила на меня взгляд, помедлила и, не поблагодарив, открыла дверь.

Я вышел из здания УВД. Сел в машину и рассеянно тронулся в сторону Рябовского шоссе. Остаются смутные страхи перед неведомым и явно не простым покупателем. По логике, Портнягин, не должен был распространяться о владельце монеты, то есть светить меня. В таких сделках об источнике говорить не принято, а значит, мне ничего не грозит и эти страхи можно отмести. Зато на первый план выходят вопросы о смерти приятеля, что делать с пятирублёвиком и бумагами? Вдруг вспомнил не раз повторяющиеся сюжеты из киношных боевиков, где носителей информации потрошат с помощью пыток и герои говорят всё, что помнили и чего даже не знали. Стало совсем неуютно — чего не послушался Свету, как там в знаменитом фильме: "бабу не проведешь, она сердцем видит".

Приехав домой полез рыться в Интернет. Решение созрело по дороге и теперь предстояло понять, с кем мне придётся иметь дело. Работу прервал звонок, я дёрнулся:

— Здравствуйте, это Дмитрий? Извините, вдова Юрочки Портнягина. У следователя не удалось поговорить, сейчас спрошу.

Пока незнакомая женщина, убитая горем, надрывным голосом расспрашивала меня о наших отношениях, пытаясь в своём отчаянии получить хоть какие-нибудь разъяснения, я ловил себя на мысли насколько тягостны её расспросы. Я мог только догадываться, как монета Бута косвенно или прямо привела к смерти нумизмата. И, естественно, я не мог посвящать несчастную вдову в наши отношения. С гадливым чувством к себе, пробормотал дежурные слова соболезнования и нажал кнопку отбоя. Даже на поминки не пригласила. А что мог сказать? Я мысленно спорил, пытаясь оправдать свои мотивации? Как помочь женщине, потерявшей отца своих детей, а у Портнягиных их было трое? Включиться в расследование, наломать дров и усугубить ситуацию? Нет, пусть менты разбираются, моя вина пока не видна. На том почти успокоился, лишь глубоко внутри периодически возникала тревога о неведомом покупателе и его действиях.

В интернете стал собирать сведения о Буте и его друге. Если о первом вообще ничего, то личность русского доктора Георга Олейникова была многократно описана в истории поместья Ала-Кирьола. Он жил в усадьбе покойной тёщи и выдвинулся в глазах местных обитателей, как талантливый ботаник и примерный фермер. Жил до трагического январского утра тридцать седьмого, когда провалился под лед и утонул. Я мысленно отметил, что Олейников подарил монету за два года до гибели. Тут всплывает имя Петра Олейникова — правнука Людвига Нобеля и внука Георга. То есть прямой потомок Нобелей, которому бумаги деда и егеря имеют прямое отношение.