Клад Кучума

— Да, генерал. Видишь ли, в младости я весьма был подвержен к рыбной ловле и тогда еще удивлялся, как это даже самая большая рыба попадается на крючок из-за самого пустого предмета вроде червяка, мушки и тому подобное. И чем больше рыба, тем легче ее обмануть, потому что жадности в ней больше и надеется на свою силу. А ведь она живет, значит, имеет свой рыбий смысл, и вдруг: трах!.. То же и с птицей… Чучелу ей покажешь — она и летит, милая. А что такое чучело: пустяки и даже совсем глупость. Или тоже рябчик по осени: пикнешь ему в пищик, а он так прямо на тебя и летит гоголем. Вся суть именно в пустяках… Набросься с дрекольем — и ничего не поймаешь, а только напугаешь всех. Вот это самое я и сообразил, когда пошел к генералу. Нужно сказать, что у меня и полная отчаянность в то время была, потому как без денег его никак невозможно взять. А взять нужно… Моих-то собственных капиталов оставалось всего восемь копеек. Хорошо. Отправился я в гостиный двор, прямо в москательную лавку, купил на пятачок краски умбрии и с ней прямо к генералу. Даже сам теперь удивляюсь смелости… Хорошо. Швейцар, натурально, меня в шею. Ну, я хожу по тротуару и жду, когда приедет генерал. Едет… коляска, пара вороных, кучер, как хороший деревянный идол… Я тут и вцепился в генерала. Старик был строгий, все его боялись, а тут сам испугался, когда я на него наступил. Прямо лезет человек в отсутствии ума. Швейцар это меня хочет опять вытолкать, а я генералу прямо в нос свою краску сую и притом повторяю самый вздор: «Бедный человек, ваше превосходительство… пострадал от собственной жены… промежду прочим, родной зять покушался даже на жизнь… Осчастливьте слово выслушать». Генерал смотрит на меня, нахмурился. «При чем же, грит, эта дурацкая краска?» Я тут же ему в передней все и объяснил: «Краска эта итальянская, ваше превосходительство… Один провоз стоит больше трех рублей с пуда. Спросите хоть сами в гостином дворе». Тут уж генерал рассердился и даже затопал на меня ногами. «Мне-то какое дело, грит, до твоей дурацкой краски? Убирайся вон, дурак…» Я сейчас на колени. «Ваше превосходительство, совсем даже она не дурацкая, потому как я ее вам могу доставить по гривне за пуд сколько угодно. Открыл месторождение, а человек бедный… Купцы не поверят бедному человеку. А ведь это какое дело: умбрии идут тысячи пудов, и ежели с каждого пуда нажить один рубль — и то богатство. Припадаю к стопам вашего высокопревосходительства…» Пожал генерал плечами, а краску все-таки взял.

— Значит, затравка вполне? — хихикнул Егор Иваныч. — Ну и дошлый человек уродится в другой раз…

— Что же дальше — дальше уж все как по-писаному. Как насыпал я этой умбрии генералу в башку, ну он и вцепился. Через три дня сам за мной присылал… Тоже любопытно на гривенник рубль получить. Выдал даже мне задатку десять рублей. А я на эти деньги купил два пуда этой самой краски, поехал в лес верст за двадцать, выкопал собственноручно яму аршина на три глубины, а потом приделал боковушку да туда свою умбрию и забутил. Ну, привез генерала. «Пожалуйте, ваше высокопревосходительство, в яму…» В яму не согласился залезать, а я ему и давай из ямы лопатой выкидывать краску. Целый пуд накидал… Только и всего. Ну а потом уж на полном доверии сделался. Начал разведки делать, паровую машину поставил, казарму для рабочих — все как следует. Генерал дает деньги, а я руководствую. Когда он заскучает — я сейчас ему целый воз краски привезу. Нарочно брал из разных магазинов и с песком мешал. Ну, в полтора года таким манером тысяч пятнадцать из него вынул.

Наступила пауза. Егор Иваныч широко вздохнул и проговорил с завистью:

— Любую половику к себе в карман положил?

— Ну это уж мое дело…

— А молодчина! — неожиданно проговорил Егор Иваныч. — Ей-богу, молодчина… Ведь надо же было придумать!.. Ловко…

— И ничего ловкого, — сказал фельдшер. — Разве я для себя хлопотал? Для себя-то ввек не придумаешь… И потом, я эти деньги потом отдам генералу, и даже с процентами, только обыщу клад. Все равно, как в банке, у меня его деньги лежат. Опять ты ничего не понимаешь, Егор Иваныч. Ну на что мне генеральские деньги, когда и своих будет достаточно? Плевать мне на них…

— Дурак будешь, — спокойно заметил Чнбуртай. — Большой дурак… Тебе счастье бог давал, а ты дурак будешь.

Мы прожили на кумысе до ильина дня. Началась уже казачья страда. Степная трава начала сохнуть, и было пора ехать домой. Мы выехали из станицы ранним утром, чтобы никто не видел вымененную пеганку. Егор Иваныч все-таки волновался. Он успокоился только тогда, когда станица осталась далеко, а наш дорожный коробок катился по мягкому черноземному проселку между двумя живыми стенами вызревавшей пшеницы.