Клад отца Иоанна

Перечить своей старосте я не стал и сделал шаг назад в угол ринга, где колыхалась призрачная тень от ехидно ухмыляющегося воздушного монстра. Паша двинулась вперед, прямо к толпе, и быстро заговорила:

- Люди добрые! Да что же это вы такое делаете-то! Вы же русские - люди, одаренные особым даром слова! Ведь язык - это Божий дар, данный Им людям! Каков язык - таков и народ! Ни у одного народа в мире нет больше такой литературы, как у русских! В нашем языке мата нет и быть не могло! Его придумали басурмане, захватившие русские земли, но так и не сумевшие покорить душу русского человека, сильную верой Христовой! Вот они и стали хулить наши святыни и прежде всего Матерь Божию. А вы, подражая им, оскорбляете Ту, Которая спасала Русь и от татар, и от псов-рыцарей, и от французов, и от поляков, и от гитлеровцев... Ту, Которой поклонялись наши святые, Которой молились и молятся все христиане о спасении, любви, здравии и о всякой помощи.

На поляне стало необычайно тихо. Лишь гневные слова Прасковьи, усиленные мощными динамиками, зычно разлетались по округе, проникая, казалось, даже и во все деревья, кустарники, заросли папоротников, в разомлевшие от жары автомобили.

- Вы же знаете, что от слов своих оправдаешься и от слов своих и осудишься! Первое же испытание, которое ждет нашу с вами душу после смерти - это ответ именно за сквернословие! Так чем же будем оправдываться?! А ведь, знаете, даже «козлом» и то никого нельзя оскорблять! Это звучит как грозное проклятие в адрес ближнего! Потому что в Священном Писании сказано, что Господь на Страшном Суде отделит овец от козлов, праведных от грешников. Значит козлы - это те, кому уготован ад! И называя человека таким именем, вы уже заранее совершаете над ним свой суд! А ведь каким судом судите, таким и сами будете судимы!

От волнения и напряжения Прасковья уже дрожала, как осинка на ветру. Я подошел к ней и встал рядом, чтобы она видела, что я здесь и готов защищать ее.

- Всякое слово обладает весом и силой. Произнося скверные слова, человек произносит страшные заклинания, призывая к себе гнуснейших бесов, приносит словесную жертву сатане. Такой человек пачкает грязью свои уста и льет мерзкую скверну в души окружающих. Надо помнить, что речь нашу слышат не только те, которых мы не стесняемся, но и святые, ангелы и сам Господь!

- Эй, кончай базар! Это не по правилам! У нас тут не «маевка»! - раздался возглас из оторопевшей толпы слушателей.

Но его быстро осадили:

- Да заткнись ты! Пусть говорит!

- Люди добрые! - произнесла Прасковья уже как-то совсем мягко и жалостно. - Мы же русские! А значит, и говорить должны только по-русски, чтобы оставаться настоящими людьми: умными, милосердными, добрыми, справедливыми. А вы... - силы наконец оставили Пашу, голос ее дрогнул, и она, сунув микрофон в руки растерянного ди-джея, сбежала с подиума и устремилась к лесу.

На какие-то мгновения стало так тихо, что я отчетливо услышал, как жужжит какая-то мошка, крутящаяся над микрофоном. Первым очухался ведущий. Он быстро сказал мне каким-то ничего не выражающим голосом:

- А ты ничего не хочешь добавить?

Я чисто машинально взял микрофон, кашлянул, потом произнес бодро и решительно:

- Что же еще можно добавить? Все и так ясно! Матершинники Царства Божия не наследуют! Сквернословие - яд. А незнание духовных законов не освобождает от ответственности!

- Да что вы их слушаете-то! Дать им по шее, разбазарились! Учить нас вздумали, сопляки! - снова донеслись возмущенные вопли.

- Да помолчи ты, Байк! Они же круто говорят! Я такого еще ни разу не слыхала! - шикнула на недовольного девушка с зелеными волосами.

- Вы уж простите нас, что помешали вам, а может, кого и обидели чем! Извините, уж... - я откланялся публике, загудевшей, точно потревоженный пчелиный улей, вернул микрофон ди-джею и поспешил следом за Пашкой, которая уже скрылась за соснами.

- Эй, вы что, так просто отпустите их, что ли?! За такое и по шее надавать мало! Я что, по-ихнему, дебил, что ли?

- Да иди ты, они все верно сказали! - слышалось у меня за спиной.

Ди-джей крикнул:

- Эй, браток! Ты бы прихватил чего со столов-то, а? Угощаем! И девочке своей возьми гостинцев!

- Да-да, бери! Не стесняйся! Мы не обижаемся! За выступление полагается! - загудели из толпы в основном женские голоса.

Я остановился около столов, поддавшись сильному искушению. А что вы хотите? Чего ведь тут только не было! У меня аж глаза разбежались: и фрукты всякие заморские, ягодки свежие с мороженым, икорка натуральная, горы сладостей, бутерброды и салатики всех мастей, колбаски, рыбки, окорока, шашлычок, курочки, напитки... Эх, да что там говорить! Слюну лишь в рот нагонять! Такого изобилия Пашка уж точно никогда в своей жизни не видывала! Но я смог сдержать себя и, проглотив подступивший к горлу комок, отозвался:

- Извините, но мне ничего не надо! Трапеза - это же общее дело! А нам с вами, простите, пока еще не по пути...