Клад последних Романовых

И Максим полез. По Невскому проспекту неспешно текла толпа гуляющих, в саду на лавочках устроились несколько парочек и веселая компания. Вокруг было светло, ясно, как днем. Мимо проезжали машины, и Полина каждый раз болезненно вздрагивала: а вдруг патрульная? Происходящее казалось ей дурным сном.

А вот Максим, не обращая внимания на окружающее, преспокойно лез на памятник, за спиной у него болталось ведро со щеткой. Пока Полина крутила по сторонам головой, он сумел зацепить за что-то наверху веревку и теперь преспокойно карабкался наверх.

Сумасшедший! И зачем она с ним связалась? Этот сердитый, сугубо прикладной вопрос неожиданно вызвал неуместные воспоминания о поцелуе. И Полина почувствовала, как щеки ее вспыхнули и сердце заколотилось. И чтобы привести себя в чувство, она была вынуждена тихо и зло себе прошипеть:

— Ну, уж точно не из-за этого! — Пока Полина отгоняла неуместные воспоминания, Максим благополучно достиг цели, а полиция так и не появилась. — Ну как? — подойдя вплотную к памятнику, громким шепотом спросила она у своего компаньона. А кстати, если они компаньоны, ей должна полагаться доля сокровищ! Как только он спустится, надо будет сразу же ее потребовать или пригрозить сдать его в полицию!

— Тише, — шикнул на нее Максим, пристраиваясь у Светлейшего князя на коленях. — Следите за обстановкой.

— Ой!

— Что ой? Полиция? — встревоженно завертел головой Максим.

— Да нет. Звонок телефонный, и кажется, это тот полицейский, который мне сегодня утром звонил, вы еще отвечать не велели.

— Блин. Прямо как чувствует, когда звонить! Сбросьте вызов и вообще уберите звук у телефона, он меня нервирует. — И Максим, успокоившись, принялся обследовать статую князя Потемкина.

— Максим, он опять звонит!

— Наплевать, — пропыхтел Максим. — Не отвечайте. И не мешайте.

А через минуту, отцепив страховку, он уже спрыгнул с постамента. И хватив Полину за руку, потащил к машине.

— Нашли?

— Да.

— Ой, кажется эсэмэска, — доставая телефон, пискнула Полина. — Это опять он.

— Да что ж ему нужно, ночь-полночь? — запрыгивая в машину, проворчал Максим. — Ну, прочитайте уже! — Теперь он был нервным, дерганым, то ли от пережитого напряжения, то ли из-за майора.

— Максим, он пишет, что за нами охотятся убийцы, чтобы мы были осторожны и немедленно связались с ним и сообщили, где находимся, — полными ужаса глазами смотрела на экран Полина.

— Убийцы? — скептически проговорил Максим. — Думаю, он просто пронюхал про сокровища, уж не знаю как.

Договорить Максиму не удалось. Двери машины бесшумно распахнулись, и в салон втиснулся незнакомый здоровяк, впечатав Максима в его спутницу, но ненадолго. Другой здоровяк так же молча выдернул Полину из салона машины и запихнул ее на заднее сиденье.

От этого тихого насилия у Полины кровь застыла в жилах, она даже пискнуть не могла от охватившего ее ужаса. Максим пришел в себя быстрее.

— Кто вы такие что вам надо? — возмущенно воскликнул он и тут же почувствовал уткнувшийся ему в ребра ствол.

— Цыц. Не будете вякать — еще поживете, — грубо велел тот, что втиснулся за руль.

— Что вам от нас надо? — строгим, ничуть не испуганным голосом спросил Максим, хотя ощущение оружия на собственных ребрах было ему и в новинку, но его организм в стрессовых ситуациях всегда отключал ненужные эмоции, оставляя работать только холодный разум, а тот подсказывал, что в двух шагах от Невского проспекта их убивать не будут. Значит, сейчас бояться нечего.

— Я тебе это расскажу чуть попозже, — усмехнулся сидевший рядом мужик. — Мобилу давай, и ты, курица, тоже. — И повернул ключ зажигания.

Глава 27

1957 г. Ленинград

Аглая, по-девчоночьи размахивая стареньким парусиновым портфелем отца, который чудом уцелел в блокаду, выскочила из прохлады сводчатого вестибюля Восточного факультета на залитую майским солнцем набережную и зажмурилась от яркого слепящего света. Вдохнула свежий запах воды, приоткрыв один глаз, взглянула на сверкающую гладь Невы, на сияющий купол Исаакиевского собора за рекой, помахала рукой, как старому другу, Медному всаднику. Ей хотелось обнять целый свет — столько радости плескалось в ее сердце, лилось через край.