Клад вечных странников

Маришка люто зыркнула на бабку, но все-таки послушно шагнула в сени за веником. Однако невзначай покосилась в окошко — да так и полетела к нему:

— Батюшки мои! Да вы только поглядите, что делается!

Ирина посмотрела — и не поверила своим глазам.

Из окопчика торчала только голова Петра, а Витали вообще не было видно: залег, надо полагать, на самое дно. Шагах в десяти от укрытия, в опасной близости от последней сосны, стоял Сергей. Жмуря левый глаз, он расставил ноги и вытянул вперед обе руки, в которых сжимал что-то серебристое, миниатюрное.

— Что это он делает, а? — дрожащим голосом, не слыша себя, спросила Ирина. — Что это он…

Петр свистнул. Маришка вцепилась в плечо Ирины и с силой пригнула вниз, однако сейчас и десяти Маришкам не удалось бы оттащить ее от окна! Вывернувшись с неожиданным проворством, Ирина чуть не до половины высунулась — как раз вовремя, чтобы увидеть вспышку взрыва, ослепившую ее. Невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, дым и щепки уже оседали.

Сосна лежала на земле. А чуть поодаль лежал Сергей.

* * *

Прошлое

«Они тут все с ума посходили, — в бешенстве подумал доктор Воробьев. — Натурально посходили с ума!»

Ему было от чего взбеситься! Целую неделю он придирчиво изучал определенное лицо, всматривался в черты, моделируя на компьютере новый облик, перелистал черт-те сколько каталогов, применяясь к причудливому вкусу будущей клиентки, первой леди города, которая при, мягко говоря, монголоидной внешности с плоским носом, негритянским ртом и узкими бойкими глазками хотела быть вылитой Скарлетт О’Хара из кинофильма «Унесенные ветром». В смысле, Вивьен Ли. И на меньшее не соглашалась.

Разумеется, сам доктор не общался с супругой мэра. Но когда увидел несколько ее фотографий, ему захотелось засмеяться в лицо этим идиотам, которые считают селеностероиды не просто кардинальным косметическим средством, но и волшебной палочкой по превращению лягушки в царевну.

Не в том дело, что это невозможно. Теоретически со селеностероидами возможно все! Но бывают такие лягушки, которые просто не рождены быть царевнами. Хоть сдери с них физически кожу и сожги в печи, как и поступил в свое время этот торопыга Иван-царевич, толку не будет никакого.

Увы, именно такой безнадежный случай имел перед собой доктор Воробьев в лице мэрши славного города Нижнего.

При виде ее фотографии он рассмеялся и поднял глаза на шефа «Аллюра», который скромно посиживал в кресле напротив, поигрывая карандашиком с позолоченным колпачком.

— Люди добрые, — ласково сказал доктор Воробьев. — Ну зачем же вы хотите с первого шага загубить блистательную идею? Эту даму кухонным ножом корректировать надо, а не тонким лазерным лучом!

— То есть? — вскинул брови шеф, и карандашик на миг замедлил свое вращение.

— Понимаете, чтобы достичь разительного результата, селеностероидам нужен соответствующий материал. То, что вы требуете от нас, — доктор Воробьев даже не заметил, как олицетворил селеностероиды с собой, а может, себя с ними, — равнозначно предложению с помощью школьного ластика сделать трех граций из тех трех каменных матросиков, которые вечно маршируют возле речного вокзала в вашем городе.

Доктор Воробьев умел и любил выражаться образно. Правда, метафоричность его стиля была понятна далеко не каждому. Вот, к примеру, этот шеф, этот господин Быстров, явно затруднился оценить изысканность образа.

— Грубо говоря, вы не способны сделать то, чего хочет мадам? — спросил он, и карандашик снова завертелся в его пальцах с невероятной скоростью.

— Ну невозможно создать то лицо, какое она хочет! — воскликнул доктор Воробьев. — Почему ее заклинило именно на Вивьен Ли? Что, на ней свет клином сошелся? Может быть, наша дама рассмотрит варианты?

— Торг здесь неуместен, — сказал господин Быстров. — Мы заверили мадам, что сможем выполнить ее желание. Видите ли, герр доктор… — Он внимательно посмотрел в глаза Воробьеву, словно ожидая возражений, но тот угрюмо смолчал.

В первые дни знакомства с Быстровым он еще пытался как-то протестовать против этого идиотского обращения, а потом махнул рукой. Черт с ним, пусть изощряется. Хозяин — барин! Да, как это ни печально, Быстров был хозяином положения. Конечно, гонорар доктору полагался фантастический, однако это было рабство, натуральное рабство! Увы, господин Быстров при всей своей изысканной, можно сказать, англизированной внешности был самым настоящим бешеным, неукротимым русским мужиком. Кто это, Достоевский, что ли, писал о безумной косинке в русских глазах? А может, Алексей Толстой?

Доктор Быстров ничуть не удивился бы, если бы узнал, что прошлое у этого Быстрова темное, очень темное.