Когда в доме появилась Шагор, ей выделили две комнаты: одну — внизу, другую — наверху. В нижней она играла со своими сверстницами, готовила бетель, а в верхней — спала. Если днем ей хотелось отдохнуть, она поднималась наверх и запиралась. Поэтому, избавившись наконец от необходимости слушать сказки, Броджешор отправился к ней в опочивальню.
Однако Шагор он в комнате не застал, вместо нее там оказалась незнакомая девушка. Он сразу догадался, кто она такая.
В первый момент молодые люди растерялись. Казалось бы, что естественнее — встретились два самых близких человека, муж и жена, две половинки одного целого. Кто может быть ближе и желаннее друг другу? А они сконфуженно молчали — ведь после свадьбы им не приходилось встречаться и они никогда не разговаривали друг с другом. К тому же один из них явился сюда затем, чтобы прогнать другую, и эта другая была готова покорно принять свою участь. Пусть скажут читатели преклонных лет: как, по их мнению, тут следовало бы поступить?
А дальше все произошло совсем не так, как полагалось. Сначала они долго молчали, потом Профулла чуть улыбнулась, поднесла конец сари к шее и низко, в самые ноги, поклонилась Броджешору.
Броджешор был совсем не похож на своего сурового отца. Он очень смутился от такой почтительности, поспешно взял Профуллу за руку и усадил на кровать, а сам устроился рядом.
Лицо Профуллы прикрывала парда — в те времена, не в пример нынешним, женщины соблюдали обычаи. Ох уж эти нынешние времена! Когда Броджешор поднимал Профуллу и усаживал на постель, парда сбилась набок, и лицо девушки приоткрылось. Он увидел, что она плачет. Ах, боже мой! Броджешору было всего двадцать два года. Как еще глуп и неразумен человек в этом возрасте! Юноша увидал слезы, и что бы вы думали? В порыве безрассудства он наклонился и — ай, какой стыд! — поцеловал Профуллу прямо туда, где под прекрасными глазами блестели прозрачные капли. Автор старый человек, ему простительно описывать подобные сцены, но он надеется, что благовоспитанные молодые читатели в этом месте с возмущением захлопнут книгу.
И вот, в то самое время, когда безрассудный Броджешор допустил возмутительную вольность, заставив тем самым автора этой повести пренебречь правилами приличия, а глупая Профулла, вместо того чтобы рассердиться, в простоте душевной так и растаяла, наивно решив, что слаще поцелуя, которым одарил ее супруг, в мире ничего нет и быть не может, в это самое время дверь в комнату приоткрылась и показалась хорошенькая головка. Броджешор повернулся и увидел черные кудряшки, схваченные золотым украшением, — тогда женщины носили головные украшения, — а под ними прикрытые тонким прозрачным покрывалом лукавые глаза, осененные пушистыми ресницами, и улыбающиеся алые губы. Шагор показала мужу замок с ключом — она по молодости лет стеснялась разговаривать с ним. Сначала Броджешор не понял ее знаков, но, когда она закрыла за собой дверь, звякнула щеколдой, навешивая на нее замок, и повернула в нем ключ, он все понял. Шагор заперла дверь и убежала.
— Шагор, что ты делаешь? Шагор, вернись! — закричал ей муж, но той и след простыл. Она прибежала к старой Брахме и залезла в постель.
— Что случилось, Шагор? Почему ты здесь? — удивилась та.
Шагор ничего не ответила.
— Наверное, Бродж прогнал тебя? — предположила старуха.
— А с какой стати я иначе пришла бы к тебе? — ответила бойкая Шагор и добавила: — Сегодня я буду спать у тебя.
— Хорошо, хорошо, лежи, — торопливо согласилась Брахма. — Он, наверное, сейчас позовет тебя назад, — рассудила она. — Меня, бывало, твой дедушка на неделе по семь раз прогонял от себя, да только тут же звал обратно. Я, конечно, сердилась на него — такой уж мы, женщины, народ, — однако и одной оставаться не хотелось. Однажды, помню, что произошло…
— Бабушка, расскажи мне сказку, — перебила ее Шагор.
— Сказку? Какую? Может, про птичек, самца и самочку? Так ты пойди позови новую жену, вместе и послушаете.
— Я не знаю, где она, — солгала Шагор. — Ты говори, а я стану слушать.
Старая Брахма пристроилась рядом с ней и начала рассказывать. Она не заметила, что ее слушательница тут же заснула, а когда, уже много времени спустя, обнаружила это, оборвала себя на полуслове и обиженно замолчала.
На следующее утро Шагор проснулась чуть свет. Она побежала в дом, отперла замок на своей двери, откинула щеколду, а затем вернулась назад. Шагор взяла сломанное веретено и начала жужжать им над ухом старой сказительницы.
Профулла и Броджешор слышали, как Шагор отперла дверь. Девушка села на постели, потом встала.
— Шагор открыла дверь, — сказала она. — Я ухожу. Вспоминай иногда обо мне, — если не как о жене, то хотя бы как о своей служанке.
— Подожди, не уходи, — попытался остановить ее муж. — Я пойду к отцу, попробую поговорить с ним.
— Думаешь, он может оставить меня?
— Не знаю. Но я постараюсь убедить его. Я не в силах совершить такой грех — бросить тебя.