Птаха. Ты, Шура, не ругайся. Ты радуйся.
Суворов. Я радуюсь… Я только… Ну, Птаха!
Мурзиков. Где она?
Суворов. Сейчас увидишь.
Орлов. Доставать будем?
Суворов. Подождем веревок.
Мурзиков. Неужто без этого нельзя?
Суворов. Подите взгляните, только без глупостей — поняли?
Мурзиков. Тю!
Птаха. Тю на тебя…
Мурзиков. Валяется на камнях над пропастью — смотреть противно.
Птаха. Шура, чего он дразнится?
Мурзиков. Почему это я не сверзился, Орлов не сверзился, а ты не можешь без фокусов? Тогда заблудилась, а теперь новое безобразие.
Птаха. Шура, чего он лезет? Что я, виновата? Шла, а земля подо мной осела. Еще похвалите, что я жива.
Орлов. Эх, гадость какая! Как глубоко… Меня даже затошнило… А тебя тошнит, Птаха?
Птаха. А меня нет. Съел?
Суворов
Мурзиков. Не будем. Птаха!
Птаха. Чего?
Мурзиков. Хочешь монпансье?
Птаха. Шура, он опять…
Мурзиков. Я не опять, дурочка…Я тебе на ниточке спущу. Ладно?
Птаха. Давай, Шура, погляди, чтоб он мне соль не спустил или гадости какой-нибудь.
Суворов. Ладно. Где Али-бек?
Дорошенко. Прячется.
Суворов. Почему?
Дорошенко. Говорит, стыдно ему.
Суворов. Чего стыдно?
Али-бек
Суворов. Что?
Али-бек. Старика Грозного испугался. Стыдно мне. Зверя не боялся, буйвола бешеного не боялся — от старика рукой закрылся, как маленький. Надо было взять…
Дорошенко. Это он сам… старик-то… навел… Его штуки, дикие его штуки… Ты ни при чем.
Птаха. Ох, позор, позор, позор…
Али-бек. Меня ругаешь?
Птаха. Да больше тетку.
Дорошенко. Меня? За что же это?
Птаха. Солнце светит. Все освещает. Кругом тепло. Жучки повылезли, бегают, работают. А вы такие глупости говорите, как будто ночь.
Дорошенко. Это, Птаха ты моя дорогая… хитрый старик, скрытный… Это и днем и ночью скажу.
Суворов. Довольно сказок. Старик сейчас придет.
Дорошенко. Дождешься!
Суворов. Дождусь. Не достать Птаху без веревок. Я, болван, виноват. Думал, иду с ребятами, буду ходить легкими дорогами, и кинул веревки. А того, что вышло, не предвидел. Ну, хорошо, хоть так дело кончается. Али-бек, ты мне нужен. Хотел по дороге с тобой говорить, а ты все вперед, в глаза не глядишь.
Али-бек. Стыдно.
Суворов. А стыдно, так заглаживай вину. Отвечай на вопросы. Почему тебя Али-бек богатырь прозвали? Только за силу?
Али-бек. Нет, не только… Еще за то, что… Только я сейчас рассказывать не могу…
Суворов. Ничего, ничего. Птаха, лежи спокойно, чтобы я о тебе не беспокоился. Жди старика. Веревку принесет.
Птаха. Подожду, ничего! Я монпансье грызу…
Суворов. Ну и ладно, Ну, Али-бек, говори… Напугаешь ты меня или обрадуешь?…
Али-бек. Я… Только я рассказываю не очень хорошо… По-русски разговариваю хорошо, рассказываю не так хорошо.
Суворов. Говори, не томи…
Али-бек. Прадедушка моего дедушки Али-бека хорошо знал.
Суворов. Самого Али-бека?
Али-бек. Его самого, Как я Дорошенко знаю, как я тебя вижу, он его каждый день видел. Али-бек высокий был, седой. Одна рука, пальцы — зеленые от работы. Сильный был. Ударит быка между рог — бык перед ним на колени и кланяется. Возьмет березку, из земли дернет, ножом обстругает — на медведя идет. Прадедушка моего дедушки у него на руднике работал.
Суворов. Где?
Али-бек. У него на руднике.
Суворов. Где рудник?
Али-бек. Там внизу… Золотой провал — это дорога была.
Птаха. Опять обвал!
Суворов. Ничего, Птаха, это далеко. Тут дорога была, говоришь? Прямо боюсь верить…
Али-бек. Почему не верите? Я нехорошо говорю, но только я правду говорю. Нету старых дорог. Слыхал обвал? Может быть, он, наверное, тоже какую-нибудь дорогу завалил. А мало ли их за двести лет было! Прадедушка моего дедушки у Али-бека работал. А дедушка сам вниз ходил. Шапку нашел железную, круг нашел медный, на круге — полумесяц и звезда. Вот гляди вниз. Глядишь? Вон внизу чернеет. Это поворот. Обойдешь его и вверх. Там рудники.
Суворов. Спуститься можно?
Али-бек. Веревки будут — сойдем.
Суворов. Слышишь, тетка? Дело сделано.
Дорошенко. Никогда так о горах не говори. Надо еще Птаху поднять, самим сойти… Хватит еще дела.
Суворов. Дальше. Говори все, что знаешь. Почему рудники брошены? Сразу говори.