Кладбища. Книга мертвых-3

Однажды по приглашению Кати я явился на место съемок. Каждый уголок холодного здания был забит аппаратурой. Везде тянулись вниз к шумному генератору толстенные кабели. Ездили по рельсам тележки с камерами. Одну и ту же сцену Катя и ее партнер играли раз по десять-двадцать. Меня познакомили с режиссером, Дыховичный был похож на дятла. Познакомили и с актером, игравшим главную мужскую роль, и он показался мне незначительным.

Вообще же весь процесс съемки смотрелся как ужасающе архаичный, актеры, включая и Катю, смотрелись дико неестественными. Под вечер, раздражая жену, я завел привычное высокомерное нытье, что «я бы сделал лучше и проще, зачем вся эта искусственная глупость». «Рельсы, подумать только, рельсы. По сути, вы ставите спектакль, от вас пахнет валерьянкой и Немировичем-Данченко».

В фильме были лесбийские сцены. Между моей женой и женой Дыховичного. Я подумал, что российский режиссер, будь он даже очень талантлив, все равно рассматривал лесбийский акт как шокирующий и, видимо, в самой глубине его головы рассматривает себя и как новатора, и как нарушителя табу, в то время как для меня все это выглядело скучно и претенциозно, я же 20 лет прожил на Западе!

Моя актриса несколько раз показалась в кружевных трусах вместе с женой Дыховичного, они задирали ноги и вели себя неестественно.

Когда я позже посмотрел «Вдох-выдох», мои первые впечатления только усилились. Режиссер наслаждался, как ему казалось, испорченностью сцен, мне же фильм показался натужным.

В один из вечеров мы зашли в номер к режиссеру, уже не помню по какому поводу, возможно, у него был день рождения, там собралась вся группа. Пили вино и коньяк, я налегал и на тот, и на другой напитки. Дыховичный нашел время отвести меня в сторону, чтобы сказать о том, что моя жена очень талантливая актриса, что она сейчас счастлива и ее счастье ей идет. Закончил он тем, что поблагодарил меня.

Выросший среди несентиментальных родителей, в жестокой среде Салтыковского поселка, предводитель насмешливого племени нацболов, я не понял его. Я знал, что он родился в Москве в семье драматурга и актрисы. Чтобы как-то отплатить ему той же монетой, я спросил его:

— А ваш отец, Иван, это тот, который «Дыховичный и Слободской»?

— Да, именно он. Вы знакомы?

На самом деле я понятия не имел, что писал его отец, то ли куплеты, то ли репризы, черт его знает. Я просто запомнил две фамилии. Самого Ивана я отнес к категории папиных сынков, которые удачно родились. «Вялый талант», — пробубнил я себе под нос, отходя.

Когда попали в номер к актрисе, она почему-то сочла нужным декларировать следующее: «Клянусь, Эдуард, я никогда не спала с Иваном». Чем меня удивила.

Съездили мы с Катей в штаб нацболов. Находился штаб далеко от центра в неприглядной промзоне. На стене висело знаменитое красное полотнище с белым кругом и черным серп-и-молотом в круге, стояли грубые деревянные лавки. Я выступил перед нацболами, жена моя наблюдала происходящее с большим удивлением. «Я думала, вся эта политика исчезла, что такого давно нет», — сказала она мне после.

Через какое-то время, года два прошло, мы встретили Дыховичного на кинотусовке. Он похудел и на голове не было волос, он обрил свои волосы и стал еще более походить на дятла, нос выделился и вылез вперед.

«У Ивана нашли рак, — прошептала мне Катя, когда режиссер отошел. — Он мужественно борется с болезнью».

«Ну да», — подумал я. Во всех случаях рак одолевает человека, возможно несколько лет посопротивляться, но среди окружающих меня тысяч human beings не знаю ни единого, кто бы выжил в борьбе с раком.

«Бывает, что болезнь отступает перед мужественным человеком. Некоторые виды рака вылечиваются», — прошептала неуверенно актриса. Я не стал настаивать. Дыховичный был одним из двух режиссеров, пользовавшихся ее услугами. Дело в том, что эту женщину, родившуюся в городе Томске и певшую в ресторане перед бандитами в Тольятти, господь наградил внешностью герцогини. Вторым режиссером был Сергей Соловьев. Не стоило мне ее обескураживать печальными перспективами. С ее непростым лицом трудно было найти режиссера.

С женой мы не сохранили нашего союза. Сделав двоих детей, расстались. Я как-то встретил Дыховичного с семьей на вечере, устроенном бывшим главным редактором журнала «ОМ» Григорьевым, он прожил какое-то количество лет в Казахстане и вот вернулся, чернявый, молодой, с казахской женой и ее подругами в обозе. Был снят дорогущий ресторан где-то на Берсеневской набережной. Собравшиеся ели, танцевали, пили и галдели.

Меня всегда поражало, как могут люди тратить уйму денег на такие затеи. Бывший мой главный редактор, звали его Игорь, Игорь Григорьев, стал певцом и теперь извивался на эстраде во главе кордебалета из молодых мужчин и женщин. Сам молодой, дьявольски красивый и экзотический. Его казахская жена вначале прислала мне за мой стол, где я одиноко торчал с охранником, букет красных роз, а через некоторое время пригласила меня танцевать. Со мной так и нужно, я люблю танцевать, но стесняюсь. Казашка взяла со мной верный тон поведения.