Кладбище для безумцев

– Что ты наделал? – взвизгнул он. – Господи! Боже мой, о господи! Что это? Фокус? Шутка? Закрой его! Ты уволен!

Мэнни швырнул мокрое полотенце в глиняное чудовище.

– Дерьмо!

Неловкими, механическими движениями Рой накрыл глиняную голову.

– Я не сделал ничего…

– Сделал! Ты что, хочешь, чтобы это появилось на экране? Извращенец! Собирай манатки! Убирайся! – Мэнни, весь дрожа, закрыл глаза. – Немедленно!

– Вы же сами этого требовали! – возразил Рой.

– Пусть, а теперь я требую уничтожить это!

– Это моя лучшая, величайшая работа! Да посмотрите же на него, черт возьми! Он прекрасен! Он мой!

– Нет! Он принадлежит студии! На свалку его! Съемки отменяются. Вы оба уволены. Я хочу, чтобы через час здесь было все чисто. Пошевеливайтесь!

– А почему вы принимаете все так близко к сердцу? – спокойно спросил Рой.

– Разве?

И Мэнни, с туфлями под мышкой, решительно прошагал через весь павильон, давя по пути миниатюрные домики и расшвыривая игрушечные грузовики.

У дальнего выхода из павильона он остановился, втянул носом воздух и кинул на меня огненный взгляд.

– Ты не уволен. Получишь новую работу. А этот сукин сын – вон!

Дверь открылась и, словно окно готического собора, пропустила ворох света, а затем с грохотом захлопнулась, оставив меня наблюдать провал Роя и крушение его надежд.

– Господи, что мы такого сделали? Что такого, черт возьми? – кричал я, обращаясь к Рою, к самому себе, к красному глиняному бюсту монстра, открытого и явленного миру чудовища. – Что?!

Рой весь дрожал.

– Боже! Я полжизни работал, чтобы сделать что-то стоящее. Я учился, ждал, пытался увидеть и наконец действительно увидел. И вот творение явилось из-под моих пальцев, о боже, как оно явилось! Что за тварь такая возникла из этой проклятой глины? Как же так: она родилась на свет, а я убит?

Рой вздрогнул. Он поднял кулаки, но бить было некого. Он посмотрел на своих доисторических животных и широко развел руки, точно желая обнять и защитить их.

– Я вернусь! – хрипло прокричал он им и медленно побрел прочь.

– Рой!

Он, спотыкаясь, выбрался на свет, я бросился за ним. Снаружи пылало раскаленное предзакатное солнце, мы словно плыли сквозь реку огня.

– Куда ты?

– Бог знает! Не ходи. Не хватало еще и тебе остаться с носом! Это твоя первая работа. Ты предупреждал меня вчера ночью. Теперь я знаю, зря я все это затеял, только вот почему? Я спрячусь где-нибудь на территории, чтобы ночью вынести потихоньку своих друзей!

Рой с тоской посмотрел на закрытую дверь, за которой обитали дорогие его сердцу чудища.

– Я помогу, – сказал я.

– Нет. Тебе не стоит показываться со мной. Подумают, что ты меня на это подбил.

– Рой! Мэнни смотрел на тебя так, будто хотел убить! Я позвоню своему приятелю, детективу Крамли. Может быть, он поможет! Вот его телефон. – Я торопливо написал номер на мятом клочке бумаги. – Спрячь. Позвони мне вечером.

Рой Холдстром прыгнул в тарантас Лорела и Харди и на скорости десять миль в час задымил в сторону натурных площадок.

– Поздравляю, чертов придурочный сукин сын! – произнес чей-то голос.

Я обернулся. Посреди аллеи стоял Фриц Вонг.

– Я на них наорал, и тебе наконец дали переписывать сценарий для моего паршивого фильма «Бог и Галилея». Мэнни только что промчался мимо меня на своем «ройсе». Он прокричал, что я могу взять тебя на новую работу. Так что…

– А в сценарии есть какие-нибудь монстры? – Мой голос дрожал.

– Только Ирод Антипа. Либер хотел тебя видеть.

И он потащил меня к кабинету Мэнни Либера.

– Погоди, – сказал я.

Я вглядывался через плечо Фрица в дальний конец аллеи, пытаясь разглядеть улицу за воротами киностудии, где каждый день, неизменно, собиралась толпа, стадо, людской зверинец.

– Идиот! – произнес Фриц. – Куда ты собрался?

– При мне только что уволили Роя, – ответил я. – Теперь я хочу снова пригласить его на работу!

– Dummkopf[96]. – Фриц быстрой походкой догнал меня. – Мэнни хочет видеть тебя прямо сейчас!

– Сейчас, но через пять минут.

Выйдя за ворота киностудии, я посмотрел на противоположную сторону улицы.

«Кларенс, ты здесь?» – подумал я.

Глава 20

И точно, там они и стояли.

Придурки. Психи. Идиоты.

Толпа влюбленных, молящихся на храм киностудии.

Совсем как те полуночники, что когда-то таскали меня с собой на боксерские матчи голливудского стадиона «Леджн» – поглядеть, как мимо промчится Кэри Грант, или Мэй Уэст[97], колыхаясь, проплывет сквозь толпу, словно гибкая змея из перьев, или Граучо Маркс[98] неслышно прокрадется вместе с Джонни Вайсмюллером[99], таскавшим за собой Лупе Велес[100], как леопардовую шкуру.

Болваны (и я среди них) с огромными фотоальбомами, с перепачканными руками, держащими маленькие, неразборчиво подписанные карточки. Чудаки, которые со счастливыми лицами стояли под проливным дождем на премьере мюзикла «Дамы»[101] или «Дорожка флирта», а между тем Депрессия все не кончалась, хотя Рузвельт сказал, что это не может длиться вечно и счастливые дни снова настанут.

Уроды, шакалы, бесноватые, фанатики, несчастные, пропащие.

Когда-то я был одним из них.

И вот они здесь, передо мной. Моя семья.