Кладбище для безумцев

– Приезжай через два, – прокричал Фриц, – и я тебя расцелую в четыре щеки. А пока выжму желчь из ливера Либера и найду урода Ирода!

Я повесил трубку, и тут же раздался звонок.

Звонил Крамли.

– Ну как, Бальзак, ты по-прежнему honoré?[127] – спросил он. – Или, как большая рыба Хемингуэя, валяешься дохлый на причале, кости обглоданы добела?

– Крам, – вздохнул я.

– Я позвонил еще кое-куда. Положим, мы соберем всю информацию, которую ты ищешь, найдем Кларенса, узнаем, кто такой этот жуткий тип из «Браун-дерби»… но как мы свяжемся с твоим придурковатым дружком Роем – он ведь, похоже, в подержанной тоге нарезает круги по студии, – как мы дадим ему знать, что надо выметаться оттуда? Может, взять гигантский сачок для ловли бабочек?

– Крам, – произнес я.

– Ладно, ладно. У меня есть хорошая новость и есть плохая. Я пораскинул мозгами насчет этой папки, которую, как ты сказал, твой старина Кларенс выронил возле «Браун-дерби». Я позвонил в «Дерби» и сказал, что потерял папку. «Конечно, мистер Сопуит, – ответила девушка, – она здесь!»

Сопуит! Так вот, значит, фамилия Кларенса.

«Я боялся, – сказал я, – что забыл положить в папку свой адрес».

«Адрес здесь, – ответила девушка, – Бичвуд, тысяча семьсот восемьдесят восемь?» – «Да, – сказал я. – Я сейчас зайду и заберу ее».

– Крамли! Ты гений!

– Не совсем. Я звоню тебе из будки рядом с «Браун-дерби».

– Ну и что? – У меня екнуло сердце.

– Папки нет. Кому-то еще пришла в голову та же светлая идея. И этот кто-то меня опередил. Девушка описала мне его. Это не Кларенс, судя по твоим рассказам. Когда девушка попросила у него документ, подтверждающий личность, этот тип просто ушел вместе с папкой. Девушка, конечно, расстроилась, но ничего не попишешь.

– О господи! – проговорил я. – Значит, теперь они знают адрес Кларенса.

– Хочешь, чтобы я пошел к нему и все это рассказал?

– Нет-нет. У него будет сердечный приступ. Он боится меня, но я все-таки пойду. Предупрежу, чтобы он спрятался. Боже мой, что теперь будет? Бичвуд, тысяча семьсот восемьдесят восемь?

– Точно.

– Ты суперкрутой чувак, Крам.

– Всегда таким был, – ответил он, – всегда. Странно сказать, но час назад народ на вокзале Венис решил, что я снова взялся за старое. Коронер позвонил мне и сказал, что клиент долго не продержится. Пока я работаю, ты помогаешь. Кто еще на киностудии может знать то, что нас интересует? Я имею в виду человека, которому ты доверяешь. Кто-нибудь из старожилов студии?

– Ботуин, – не задумываясь, ответил я и недоуменно заморгал, сам удивившись своему ответу.

Мэгги со своей миниатюрной камерой, которая день за днем, год за годом, жужжа, запечатлевает события вокруг себя.

– Ботуин? – переспросил Крамли. – Спроси у нее. И все же, Бастер…

– Что?

– Береги свою задницу.

– Берегу.

Я повесил трубку и сказал:

– Раттиган?

– Я уже завела машину, – отозвалась она. – Ждет тебя на углу.

Глава 36

Уже под вечер мы как угорелые помчались на киностудию. Припрятав в своем родстере три бутылки шампанского, Констанция смачно ругалась на каждом перекрестке и снова мчалась, припав к рулю, как те собаки, что обожают ветер.

– Дорогу! – кричала она.

Мы с ревом неслись по середине бульвара Ларчмонт, прямо по разделительной полосе.

– Что ты творишь?! – прокричал я.

– Раньше по обеим сторонам этой улицы были трамвайные пути. А посередине – длинный ряд столбов с проводами. Гарольд Ллойд[128] катался туда и обратно, лавируя между столбами вот так!

Констанция резко свернула влево.

– И вот так, и так!

Мы объехали так полдюжины давно не существующих столбов-призраков, словно преследуемые трамваем-привидением.

– Раттиган, – позвал я.

Она взглянула на мое серьезное лицо.

– Бичвуд-авеню? – спросила она.

Было четыре часа. По улице, в северную сторону, шел последний почтальон. Я кивнул на него Констанции. Она затормозила прямо перед этим человеком, который устало тащился под все еще жарким солнцем. Он поприветствовал меня, как турист-попутчик, – вполне радушно, если принять во внимание весь тот почтовый хлам, который он выгружал у каждой двери.

Я всего лишь хотел проверить фамилию и адрес Кларенса, прежде чем постучаться к нему. Но почтальон болтал без умолку. Он рассказал, как Кларенс ходит, как он бегает, описал, как у него дрожат губы. Как нервно двигаются его уши. Его почти белые глаза.

Почтальон со смехом пихнул меня в локоть своей сумкой.

– Настоящий рождественский пирог десятилетней давности! Он подходит к своим дверям, завернутый в толстое верблюжье пальто, какое Адольф Менжу[129] носил в двадцать седьмом году. Мы, мальчишки, тогда бегали от слащавых сценок: забирались в верхние ряды, чтобы помочиться. Ну конечно. Старина Кларенс. Однажды я сказал ему «гав!», и он в испуге захлопнул дверь. Держу пари, он и в душе моется, не снимая пальто, боится увидеть себя голым. Пугливый Кларенс? Не стучите слишком громко…

Но меня уже и след простыл. Я быстро свернул на Вилла-Виста-Кортс и зашагал прямо к дому номер 1788.