Какое-то время никто не замечал, что я наблюдаю за ними, но затем одна из женщин обернулась и посмотрела в мою сторону. Разговоры тотчас прекратились, музыка смолкла. Мертвая девушка вернулась к жизни, однако вырезанные на ее теле кресты никуда не делись. Они браслетами краснели на ее запястьях. Передо мной проплывали женские лица. На них не читалось ни враждебности, ни дружелюбия. Скорее, ожидание: что я буду делать дальше? Они продолжали следить за мной, даже когда я вынырнула из сна в реальность.
Голова изрядно кружилась. Лолин образ жизни с джином и шумными вечеринками за полночь определенно противопоказан моему организму. На кухне я прямо из упаковки осушила пол-литра апельсинового сока. Ноги все гудели от ночного марафона по лондонским улицам.
Заглянула в холодильник – проверить, воротит меня от еды или нет, но тут раздался стук в дверь. На пороге, дрожа с головы до ног, стоял Уилл. Впервые за несколько недель он пришел сам. На нем были грязные джинсы в черных жирных пятнах. Волосы слиплись и торчат клоками, похоже на то, что он месяц не мыл головы.
– Завтракать будешь? – спросила я.
– Он вернулся, – невпопад произнес мой брат. Его глаза были открыты так широко, что, казалось, вылезали из орбит.
– Кто он?
– Ночью, – стоял на своем Уилл. – Я видел его раньше, но не знал, на чьей он стороне.
– Тише, – сказала я и прижала палец к губам. – Лола спит.
– Он хотел, чтобы я пошел с ним.
– Успокойся, Уилл. Входи и расскажи все толком.
Он стоял посреди кухни и нервно переминался с ноги на ногу, словно спринтер, разогревающий перед стартом мышцы. При виде этого у меня участился пульс. Я слишком близко к сердцу принимаю рассказы брата о его глюках. И обычно пытаюсь уверить себя, что Уилл идет на поправку, стараясь не обращать внимания на его паранойю.
Я отрезала два куска хлеба, положила на них ломти сыра и сунула в микроволновку. Затем дала ему стакан сока. Увы, его руки дрожали так, что половина оказалась на полу. Не знаю, что стало тому причиной: воздействие наркотиков или еще одна проведенная на холоде ночь. Уилл проглотил бутерброды, почти не жуя, размазав вокруг рта расплавленный сыр.
– Он постучал мне в окно, – продолжил Уилл, засовывая в рот еще один кусок хлеба. – Я узнал его.
– Он из полиции?
Уилл покачал головой.
– Пообещал, что даст мне еды и денег и устроит на ночлег.
– Но ведь то же самое ты можешь получить здесь, у меня.
– Он ничего от меня не хотел, даже не пытался мной командовать. – В голосе Уилла на миг послышалась горечь, но тут же угасла. Когда он заговорил снова, то напомнил мне маленького ребенка. – Я пообещал, что пойду с ним, но он убежал. Должно быть, я сказал что-то не то.
Мне показалось, что Уилл вот-вот расплачется.
– Не надо никуда ходить с посторонними людьми, Уилл. Если тебе что-то нужно, приходи ко мне. Ты же знаешь, я всегда тебе помогу.
Негромко разговаривая с самим собой, он устроился на краешке табурета, словно рядом с ним сидел некий незримый друг. Я затруднялась сказать, был тот человек, которого он якобы видел ночью, реальным или вымышленным. Главное, брат немного поел. Может, позже я даже уговорю его принять ванну.
На кухне висел его запах: кисловатый от влажной одежды, немытого тела и каких-то химикатов. К тому времени, когда я приняла душ и позавтракала, Уилл уже уснул на диване в гостиной. Он глубоко и неспокойно дышал, будто несколько недель не смыкал глаз. Я уже собралась выйти из дома, чтобы купить воскресную газету, когда из спальни, завернутая в мое любимое синее кимоно, вышла Лола.
– Доброе утро, королева диско, – сонно улыбнулась она. – Как ты себя чувствуешь?
– Терпимо. Пришел Уилл. Спит на диване в гостиной.
Лицо Лолы осветилось улыбкой. Она всегда симпатизировала моему брату, но стоило ей открыть дверь гостиной и увидеть его, спящего, отощавшего, похожего на скелет, улыбки ее как не бывало.
– О боже, – прошептала она. – И давно это продолжается?
– Примерно полгода, но последние недели были просто ужас. Он отказывается идти к врачам. Боится, что те снова упекут его в больницу. Принимает первую попавшуюся гадость. Все, кроме лития, который ему действительно необходим.
Лола села рядом со мной и накрыла мою руку ладонью.
– Почему ты мне ничего не говорила, Элис?
– А что бы ты могла сделать? Я возила его к специалистам, но он каждый раз убегал.
– Бедняжка, – произнесла подруга, не сводя с меня своих зеленых глаз. – Скажи, когда ты в последний раз как следует плакала?
– На мой день рождения, когда мне стукнуло тридцать. Перепила водки.
– Ты пугаешь меня, Элис. В самом деле. Я реву, даже когда опаздывает автобус. Ты же вроде как разучилась плакать. Все носишь в себе.
– Все так говорят.
– Потому что это правда.
– Кто-то же должен носить все в себе, особенно в нашей семье, – резко бросила я.
– Но зачем тебе взваливать на свои плечи все ваши заботы?
– Нужно, Лола. Я единственная, что у него осталось.
Она обняла меня за плечи.
– Знаешь, что тебе нужно?
– Боюсь даже подумать.
– Посмотреть «Историю любви»[24]
. От души похлюпаешь носом пару часов.