Кладбище мертвых апельсинов

В Калатабиано, на холодном церковном полу, в окружении сотни человек, босиком, в одной лишь доходящей до бедер рубахе стоял юноша. «Снимай рубаху! – восклицал священник и совал образ под нос совершенно голого юноши. – Целуй образ и кричи – "Слава святому Филиппу!" – громче!» «Слава святому Филиппу!» – еле слышно бормотал себе под нос юноша, пока монахини, набросив ему на плечи простыню, вели в ризницу, где он должен был надеть новую одежду. Старую одежду сжигали за оградой кладбища. Двое мужчин, тряся за руки совершенно обнаженную четырнадцатилетнюю девушку, вновь и вновь указывали на статую святого Филиппа, святого покровителя душевнобольных, стоявшую на возвышении под балдахином. «Целуй святого! – кричали они. – Поцелуй же его!» А затем прижимали ко рту глухонемой душевнобольной девушки образок святого Филиппа. И вновь они орали: «Слава святому Филиппу!» Отойдя от все еще дергающей плечами девушки, мужчины подходили к сидящей под балдахином рядом со статуей святого женщине, уставившейся в одну точку перед собой и безвольно свесившей голову на грудь. Между тем священник возложил на голову девушки платок, взятый с плеч статуи святого, и, касаясь ладонью правой руки лба больной, бормотал нечто нечленораздельное. Затем поданной ему служкой кропильницей он пять раз окропил голову девушки, после чего вновь, с молитвой, возложил на ее голову платок. О Иисус всемогущий! Я помню позор твоей наготы, когда с тебя на Голгофе, при скоплении народа, сорвали одежду. О целомудренный Иисус! В наготе твоей я – главный виновник, ибо ею ты должен искупить любострастие и постыдность мыслей, слов и дел моих!

* * *

– К черту! В охапку ее и в Файстритц, в мертвецкую! – воскликнул мой односельчанин, когда ему позвонили и сообщили, что мотоцикл, на котором его жена везла купленное у крестьян молоко, был сбит грузовиком и что она смертельно ранена.

* * *

На покрытом белой скатертью раздвинутом кухонном столе лежало тело четырехлетнего неаполитанского мальчика, в сложенные руки которого был вставлен скромный букетик фиалок. Ноготки на пальцах рук уже почернели. Между двух горящих восковых свечей под балдахином стояло распятие. Перед распятием находилась ваза со свежими желтыми и белыми хризантемами. В комнате было душно от запахов начавшей разлагаться плоти, желтых и белых цветов, лежащих на ногах мальчика, и горящих восковых свечей. Скорбящая мать заснула, прижавшись головой к холодной головке ребенка, в то время как три другие, все в черном, женщины, чуть не вывихнув шеи, с удивлением посмотрели мне в лицо. Прикрепленные по углам гроба капроновые ангелы сплетенными из проволоки руками держали над мальчиком цветы. Ангелы и цветы колыхались над бледным до синевы личиком ребенка в такт движения похоронной процессии. Представь, что преклонил колени на Голгофе, под крестом Иисуса Христа, где покаянная душа твоя омывается обильно пролитой кровью его, и сходят с нее все пятна и грехи!

* * *

Родители связывали нагое тело своего мертвого ребенка веревкой и клали его среди сотен других гниющих тел и скелетов в общую могилу. Если умерший неаполитанец был беден, то его везли на самое скромное, без каких-либо украшений, кладбище Сатро Santo delia Pietà, где клали в одну из трехсот шестидесяти пяти общих могил, в которых, в зависимости от дня смерти, без гробов и одежды хоронили покойников. Первого января следующего года открывали могилу под плитой номер один, и новопреставленного клали на гниющие трупы и скелеты умерших первого января прошлого года. Голые дети и старики лежали друг на друге. Вместо пары горстей земли на тела бросали лопату негашеной извести. Снятую с умерших одежду кладбищенские нищие продавали на улицах Неаполя. Как сообщает хроника, имелась еще одна выгребная яма, куда ежедневно сбрасывали умерших, которых привозили из Фондачи, больниц и тюрем. После того как эти захоронения прекратились, на этом месте была посажена апельсиновая роща и Сатро Santo delia Pietà переименовали в Сатро Santo delie Cedrangolette, кладбище горьких апельсинов. Сегодня это кладбище называется Cimitero delie Fontanelle.

* * *

Когда вулканическая лава приблизилась настолько, что угрожала поглотить всю деревню. Николози на Сицилии, жители стали выносить не только образа, алтари, реликвии, но, с разрешения церковных властей, вырыли с деревенского кладбища своих покойников. Погрузив на запряженные белыми волами телеги разлагающиеся трупы, черепа и кости, они повезли их для перезахоронения на кладбище в соседней деревне, до которой не могла добраться лава.

* * *