Кладбище мертвых апельсинов

Я увидел, что футбольный фанат повязал на бедро черный платок с изображением черепа. Тиффози разрисовали в красно-синие цвета римского флага не только лица, но и автомобили. На улицах раздавались отпечатанные объявления о смерти, в которых указывалось время, когда на Олимпийском стадионе Рима умрет футбольная команда «Ливерпуль». В качестве присутствующих на похоронах были перечислены фамилии игроков римской команды. После полуночи на страшной скорости вокруг обелиска на пьяцца дель Пополо кружил огромный, раскрашенный в красно-синие цвета трактор. Когда итальянская команда проиграла важный матч и отец убил своего сына перед телевизором, мне вспомнилась фраза Марии Эбнер-Эшенбах: «Невозможно сделать бездуховных людей духовными, но их можно превратить в фанатиков». Я всегда рад, видя разворот цветной спортивной газеты с портретом, на котором изображен спортивный кумир с продырявленной скрепкой головой, Я вскочил с места с воодушевлением тиффози на стадионе, когда, подъезжая к Вене, увидел из окна поезда каменотесную мастерскую «Страна надгробных камней».

Взглянув на римскую витрину с надписью «Мыло для детей», я увидел белое и зеленое мыло в виде обезьян, львов и слонов, в нижнем ряду этой витрины лежало мыло для взрослых в форме верхней части женского тела без головы или нижней части женского тела без ног. В парфюмерном магазине на станции Термини я видел желтые, белые и синие статуэтки скорбящей Богородицы из мыла. Сначала я не хотел мыть руки маленьким красным мылом в форме сердца, но два месяца спустя, зайдя в тот же туалет, я посмотрел на это мыло хотя холодно, но уже без отвращения, и еще пару дней спустя я мыл свои горящие пыльные ноги мылом в форме сердца. Матерчатые аисты в детских гробовых туфельках стояли в витрине игрушек. К выпуклому брюху аиста была приколота записка с надписью «GiocattoUper bambini».[20] Рядом – в виде молочника – стояла улыбающаяся фарфоровая негритянка. Еще немного, и рождественские песни из магазинных репродукторов, постоянно изливаясь на кукол, оживят их и заставят выйти на улицу и покупать детей из плоти и крови. Выражение лица куклы, замотанной в пластиковые пеленки, светилось радостью жизни, и продавщица, мывшая волосы куклы детским шампунем, насвистывала в такт звучащего из репродукторов супермаркета шлягера. Перед магазином нижнего белья на заполненной магазинами церковных сувениров улице Оттавио, по которой на площадь Святого Петра ежедневно проходит несчетное количество монахинь, монахов и священников, в инвалидной коляске сидел калека и, ни к кому не обращаясь, словно в летаргии, протягивал руку. Мужчина протянул инвалиду банкноту в пятьсот лир и несколько монет мелочи. За спиной нищего, в витрине магазина лежали красные женские трусики, на которых черными нитками было вышито Buon anno. Девушка-подросток, улыбаясь, прошла мимо витрины, бросив мимолетный взгляд на красные трусики. Стоящая рядом со мной женщина рассматривала дамское белье, а я – мужское нижнее белье, однако потом мы поймали друг друга на том, что смотрели она – на мужское, а я – на женское белье. В другой витрине на улице Оттавио множество белых футболок висело на вешалках с изображением римского папы раздающего причастие.

Однажды, просидев всю вторую половину дня в Австрийском Культурном центре в Риме за чтением рассказов о смерти двадцати или тридцати римских пап – о том, как их бальзамировали, о церемониях их торжественных похорон – и сделав последние заметки в моей записной книжке с изображениями высохших обряженных мертвых тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо, я сбежал в зоопарк, что на территории Виллы Боргезе. Лицо одного из забальзамированных пап, из-за того что оно стало быстро разлагаться, было спрятано под маской. «Я хотела бы стать работницей зоопарка», – сказала мне немка, убиравшаяся в квартире Леонтины Фэншоу, ведь она еще двадцать лет назад сказала мне: «Твое место в зоопарке! Возможно, тогда моя жизнь сложилась бы счастливее!» Женщина-дипломат, раньше опознававшая трупы австрийских граждан на Филиппинах, а теперь исполняющая подобную же службу в Риме, пожаловалась за обедом, что в Риме так скучно и что за год ей приходится опознавать всего лишь пару трупов. Ее десятилетний сын сказал однажды своей няньке: «Купите мне что-нибудь, чтобы я успокоился!» «Ужасные выходные!» – сказал я библиотекарю перед уходом из читального зала Австрийского Культурного центра. «У меня тоже!» – ответил он.

Лилипут открыл мне дверь одной из римских церквей, к внутренней стороне двери был прибит человеческий скелет. «Эта дверь – крышка гроба министра по науке!» – сказал лилипут. «Тогда мы должны снять дверь, – ответил я, – и прислонить ее на два-три дня к стене за черной декорацией в зале, где выставлено для прощания тело».